Это я уже и сама поняла. Запоздало.

― Что-то еще?

― Расслабься и получай удовольствие. Ты не на толчке в сортире. Доверься инстинктам.

― Все?

― Ты душнила. Все. На данный момент.

― Отлично, ― призывно хлопаю его, чтобы сдвинулся, и я могла спрыгнуть на землю. ― Тогда заканчивай меня лапать и пошли гонять.

***

Только с третьей попытки я добиваюсь желаемого. И не поймешь: потому что приноровилась или потому что противник оказался слабоват. В любом случае, ачивка заработана. Я собой довольна, но все равно…

Кирилл прав, это пипец затягивает.

Смотреть на других и не участвовать самой сродни каторге. Наверное, поэтому где-то к четырем часа утра негласно решаем, что на первый раз моей тонкой душевной организации впечатлений достаточно.

В конце концов, универ никто не отменял. Мне еще завтра эту наглую моську, злобным цербером отгоняющую каждого мимопроходящего парня, с натуры предстоит дописывать.

Крестовский вообще жесть как пасет меня этой ночью. Шагу ступить не дает. А как набычивается, когда меня окликает Шмелев...

― Каро, уделишь минутку? Наедине.

Только я чувствую повисшее напряжение?

― Всего на минутку? А ты успеешь? ― ляпаю и сразу жалею об этом.

Мозг не успел перестроиться с Крестовского. Это с ним пошлые шутки и подколы лезут через все щели, не спрашивая разрешения, с Даней же я всегда старалась быть чуточку лучше, чем есть.

Хотелось ведь соответствовать его возрасту. Компании. Друзьям. Последние, кстати, никак не могли взять в толк, на кой ему сдалась малолетка. Я и сама этого не понимала, но балдела от собственной значимости.

― За минуту не успею, и ты это прекрасно помнишь, ― одаряет он меня типичной Шмелевской улыбкой. Лукавой, но доброй. Даю знак Кириллу, чтобы ждал, и послушно отхожу к нему. ― Уже уезжаете?

― Вроде того.

― Вместе? ― кивает Даня на общего знакомого.

― Нам по пути.

― Насколько по пути? Я, честно говоря, так до конца и не понял, поэтому хотел бы прояснить ситуацию. Вы с ним...

― Мы не встречаемся, ― перебиваю его категорично. ― Ни за что и никогда. Я скорее под асфальтоукладчик лягу, чем под Крестовского.

― Кажется, твой телохранитель считает иначе.

Телохранитель? Телоразвратитель, я бы сказала.

― Это сугубо его проблема, что он там считает. У него со дня на день невеста приедет, поэтому... ― делаю неоднозначный жест, будто отмахиваюсь от мошкары.

― Это хорошо. В смысле, он... ― Даня заминается. ― Не тот, с кем стоит мутить. Слишком уж ненадежный.

― Я в курсе. Его репутация мне прекрасно известна.

― Тогда как вас вообще угораздило пересечься?

― О, это невероятно увлекательная история... ― вздрагиваю от призывного гудка и ослепляющей вспышки фар. Блин, ключи ведь в замке зажигания остались. ― Которую я расскажу как-нибудь в другой раз, ― заканчиваю. ― А то нервничает мальчик. Забыл принять антидепрессанты.

― Потому что ему не нравится, что мы разговариваем. Ревнует. Даже не попрощался со мной.

― Кто ревнует? Он? Да нет, все куда проще: просто Его Величество ждать заставляют, а это не царское занятие, ― снова вздрагиваю от бибиканья. ― Я же говорю, неврастеничка. И мне приходится жить с ним под одной крышей, прикинь?

― Под одной крышей? ― снова лишь неоднозначно отмахиваюсь. ― Что, еще одна крайне увлекательная история?

― Не, та же самая.

― Я определенно хочу ее услышать.

― Это не проблема, ― без спроса выуживаю у Шмелева из кармана выглядывающий черный маркер и вопросительно киваю. Мол: где записать?

Прямо на нем. Оставляю свой номер телефона на сильной мужской руке. Блин. Разбегающиеся дорожки вен ― моя слабость. Особенно когда они настолько объемные и фактурные. Касаться их, считывая пульс... просто мяу.