— Я тоже... рада, миссис Джонс, — подбираюсь я.

Боже мой, какая же она красивая и... дорогая, что ли. Жгучие черные волосы убраны в идеальную причёску, такой же идеальный и неброский макияж, ну и строгое бежевое платье, тоже идеально сидящее на её подтянутой фигуре. И ноги... они удивительно длинные.

— Идём, Кейли, — манит она меня рукой. — Кристофер тебя уже ждёт.

Я поднимаюсь на ноги, но меня ненадолго останавливает замечание Макса:

— Ещё поболтаем, Незнакомка.

В кабинете Кристофера Джонса тоже светло и просторно. За счёт обилия стекла в обстановке, я думаю. Здесь даже у шкафов, под завязку набитыми книгами, стеклянные полки.

— Здравствуй, Кейли, — приветствует меня Джонс. — Прошу тебя, присаживайся.

— Поговорите наедине, — тепло улыбается мне Элизабет и закрывает за собой двери.

Волнение буквально зашкаливает. С виду Джонс настроен дружелюбно, но кто знает, как дело пойдёт дальше. Поэтому я с облегчением утопаю в глубине квадратного дивана, — ибо, ноги адски дрожат, — стоящего напротив панорамного окна, у которого находится мужчина.

Он, кстати, отворачивается от него и встаёт перед стеклянным столом. Опирается на него. Светло-голубая рубашка делает его глаза ярче и пронзительнее. Я опускаю взгляд на свои сцепленные в замок пальцы.

— Во-первых, Кейли, я хочу извиниться за вчерашнее поведение. Я не ожидал... чего-то подобного. Во-вторых, прими мои искренние соболезнования. Как долго Люси болела, Кейли?

Я сглатываю сухость и отгоняю от себя тоску. Я знала, что этот человек сможет выяснить всю мою подноготную, как и то, что нам с ним придётся говорить о маме.

— Восемь месяцев и три недели, — выдыхаю я.

— Серьёзный срок. Представляю, как нелегко тебе было.

— Забота о ней была моим долгом.

— Да, ты — хорошая дочь, Кейли. Но скажи, ты точно не знаешь почему она столько лет скрывала от нас с тобой правду? И даже, находясь при смерти, не захотела нас познакомить?

— Я могу только предполагать, — шепчу я. — Мама... она была слишком самостоятельной и... не любила навязываться. Одна ночь, случайная беременность... Она считала меня лишь своей и больше ни чьей дочерью. Но когда... когда она поняла, что ей... — Я втягиваю носом воздух, силясь не разреветься, и продолжаю: — Осталось немного... Думаю, она переживала за меня, потому и рассказала о вас.

— Но ты пришла ко мне лишь спустя пять месяцев.

— Я думала, что справлюсь. — Я набираю воздуха в грудь и смело смотрю на мужчину: — Мистер Джонс, вы должны понять, что я появилась в вашей жизни не ради собственной выгоды. Если бы мне не отказали... Я получила грант на обучение, понимаете? Меня приняли. Но перед самым зачислением мама заболела, и мне пришлось отказаться от места. А сейчас... Сейчас свободных грантов нет.

— О каком учебном заведении идёт речь? — заинтересовывается мужчина.

— О вашем, — выдыхаю я. — Джонс-колледж.

Кристофер кивает и некоторое время задумчиво разглядывает что-то за моей спиной. Я не мешаю.

Он главный учредитель, он способен мне помочь. О большем я не прошу.

— Каков твой талант, Кейли? — вновь смотрит на меня он.

— Скрипка. Я играю на скрипке.

Мистер Джонс улыбается, а затем тянется себе за спину, подхватывает со стола газету и протягивает мне:

— Мы с тобой на первой полосе.

— Простите, я не знала как...

— Это мелочи, Кейли, — усмехается мужчина и возвращается к окну. Молчит, сложив руки за спиной. А затем заговаривает о том, о чём я даже мечтать не смела: — Твоя мама и правда была человеком самостоятельным... А также она была очень доброй, умной и красивой... С абсолютной уверенностью могу заявить, что мир потерял по-настоящему замечательного человека. А ты, Кейли, потеряла замечательную маму... Но у тебя остался отец. И я не откажусь от отцовства в сложный для тебя период. С этого дня ты — моя дочь, а это значит, что мой дом — твой дом, Кейли Миллер.