Побежал на остановку и кое-как успел заскочить в свой автобус, чтобы успеть на тренировку.

Плавать я любил. Больше всего мне нравилось нырять и задерживать дыхание. Испытывать себя на прочность, играть. Иногда мне казалось, что я могу умереть под водой. Но все равно я каждый раз все больше и больше приближался к этой грани жизни. Самое большое, что я мог провести под водой было полторы минуты. Тренер говорил, что у меня рекорд среди детей моего возраста, а я лишь пожимал плечами. Ну и что с того? Кому это надо?

Тренировка прошла обыденно и малость скучно. Под конец тренер разрешил просто понырять и поплавать в свое удовольствие, и я нырнул. Прыгнул в воду и ждал. Считал про себя. Ждал. Минута…

Лёгкие сжались, возникло такое ощущение, что на меня наехал грузовик. Хотя я не знал точно, какие ощущения бы испытывал человек, если бы это случилось на самом деле. Но такая ассоциация. Стало тяжело, глаза зажало, руки ослабли. Секунда… Ещё одна секунда и, нестерпев мучительного состояния, вынырнул. Мой личный рекорд. Минута и тридцать две секунды.

***

До дома ехал все в том же автобусе уставший и злой. Напротив меня сидел какой-то старый чел и всю дорогу трепался по телефону.

Сначала он болтал о всякой ерунде, потом так резко брякнул:

— Жанна! Ну что ты в самом деле?

И все. Больше я его не слышал. Редкое имя... Давно оно не звучало в голове.

Жанна… Так тягостно, мучительно, нежно. Так зовут мою маму.

Чертыхнувшись я встал, соскочил с места и подошёл к дверям. Ну на фиг все это. Ненавижу и ее и имя ее… Нежное…

***

Папка встретил меня во дворе и на мое удивление остановил, а не проигнорировал, как это делал очень часто.

— Стой! Давид, как в школе. Каролину познакомил с кем?

А. Вот в чем дело? Я-то уж было подумал…

Да твою мышь! Какая к черту Каролина? Думать о ней не мог, дурел от одного только имени ее. Зверел. И понимал, что где-то переборщил с издёвкой. Но не мог вовремя остановиться.

И вот снова, это же самое поганое, как горелый осколок старой пластмассы чувство. Ревность. Оглушающая, безликая, чужая… Но моя.

Папа спросил о ней. Не обо мне, о ней. Не как у меня прошел день, а как она там обустроилась в новой школе. Папа не спросил о тренировке, а спросил о ней. Как будто она ему родная дочь, а я подкидыш какой-то. Она дорога, а я хрен с горы, нахлебник бестолковый.

— Познакомил, — соврал я полностью уверенный, что новоиспечённая сестренка не выдаст меня.

— Вот и молодец! — похлопал меня по плечу крепко, совсем по-мужски.

— Мы не ужинали. Ждали тебя.

— Могли не ждать. Я не буду есть. Аппетит пропал.

— Нет, ты спустишься. И это не обсуждается.

— Пап, чего тебе надо? Мне домашку надо делать.

Я отвернулся и пошел в дом.

— Давид, через полчаса жду тебя на кухне. И попробуй только не выйти.

Я хмыкнул, стиснул челюсти и пошел дальше. Пусть ест со своей НОВОЙ семьей и спрашивает как у дочки дела. А у меня своих забот по горло.

Через полчаса я не спустился, и тогда ко мне поднялась Людмила.

— Давид, привет. Спускайся, пожалуйста, вниз. Мы все тебя ждём.

Черт. Как-то я не ожидал, что она поднимется, и с дуру кивнул головой.

— Мы тебя ждём, — повторила она и скрылась в коридоре.

Я вздохнул, отшвырнув учебник математики в сторону. Пришлось заткнуть внутренних демонов, подопнуть ногой свою гордость и идти ужинать со своей в кавычках семьёй.

***

Все уже сидели за столом. Папа о чем-то болтал с ней. И это зрелище сбросило к чертям пыльные шоры и так грубо намекнуло — что я чужой. Зря спустился. Когда мелкая подняла глаза и увидела меня, резко замолчала и, обозлившись, отвернулась.