Истерика проходит быстро.

И вот уже через несколько минут, поправив макияж, выхожу обратно. С твёрдым намерением всё же повеселиться.

Пробравшись к “детскому столику”, радуюсь возвращению за него Альберто и отсутствию остальных.

— Пойдём танцевать? — говорю ему, вешая на спинку стула свою сумку.

— Ни за что, — звучит безапелляционно, и, сделав огромные страшные глаза, Ал скрещивает перед собой руки в подобии буквы “Х”. — Я не танцую.

— Женщина, я не танцую, женщина, я не танцую… — напеваю, выписывая бёдрами восьмерки и маня его к себе пальцем.

— Альберто! Иди к нам! — зовёт его Анна, увидев, как я пытаюсь вытащить парня на танцпол.

— Именинникам отказывать — против правил, — киваю, смотря на неё через плечо.

— Вова, ты слышал?! Идём тоже потанцуем!

Мой взгляд перепрыгивает на Чернова, который всё ещё сидит рядом с моим отцом, лениво откинувшись на спинку стула. Делает вид, что слушает его, а сам смотрит прямо на меня, закидывая в рот виноград. В тот самый рот, который не так давно умело соединялся со ртом Яны-бананы. Мне вдруг хочется показать ему язык. Или средний палец. Жаль, и то и другое будет неуместно.

Интересно, куда она делась? Банана эта…

— Ненавижу правила, — бормочет Альберто и берёт меня за руку, которую я ему всё ещё протягиваю.

— Не поверишь, но я тоже.

Вторую руку забрасываю парню на шею и, чуть согнув колени, начинаю двигаться, переставляя ноги. Покачиваю бедрами и выгибаю спину, откидывая назад волосы. Ал, сверкая глазами, кладет ладонь мне на талию и сокращает расстояние между нашими телами почти до минимального.

— Уууу, — выкрикивает рядом Анна и потом обращается к кому-то, кого я не вижу: — Эльвира, смотри какая пара!

— Потрясающе.

Альберто хмыкает и чуть склоняет голову к моему уху.

— Это моя мать.

Ведущий призывает всех повторять за нами и в несколько слов заводит толпу.

Альберто разворачивает меня к себе спиной, опуская руку на мой живот. И вот он уже главный в нашей танцующей паре.

— Ты врал… что не умеешь танцевать! — смеюсь, пытаясь отдышаться.

— Я говорил, что всего лишь не танцую. А так умею и ещё не так умею. Семь лет бальным танцам отдал. Скажи спасибо за это моей матери.

— Спасибо…

Быстрая композиция вдруг сменяется медленной и тягучей. И меня дёргает в сторону, отрывая от Альберто, который уже успел перестроиться на спокойный танец.

— Эй, — возмущаюсь, пытаясь вырвать своё запястье из пальцев Чернова. — Отпусти. Мы танцевали.

Он нависает надо мной, недобро сверкая глазами.

Альберто, видимо, обрадовавшись, что его наконец выпустили на волю, возвращается за столик, уворачиваясь от своей матери и подруг моей мачехи.

— А теперь потанцуешь со мной, — ухмыляется Миша и прижимает меня к себе, не давая возможности освободиться.

Тем более сделать это незаметно не получится, потому что я вижу, как Анна в приступе умиления просит фотографа запечатлеть её “детей”, поэтому сдаюсь.

— С чего бы у тебя возникло такое желание? Подружка не заревнует? — спрашиваю, чуть прищурившись.

В ответ Чернов опускает глаза, смотря на меня сверху вниз, и слегка приподнимает брови.

— Переживаешь?

— Если только за свои волосы. Кто знает, что в голове у этих ненормальных.

— Согласен, — серьёзно говорит Миша и кладет мои руки себе на шею. — Нас фотографируют, улыбайся.

Справа от нас, и правда, раздаётся несколько щелчков и вспышек.

— Что мы потом будем делать с этими фотографиями? Вставим в семейный альбом? — рассуждаю, покачиваясь из стороны в сторону.

— Я нарисую тебе усы, — хмыкает Чернов, и его дыхание шевелит мои волосы.