– Олег. Выйди на минуту. Поговорить надо.

Развернувшись, она вышла в коридор, встала у окна, сцепив руки под грудью. Олег подошел, глянул сердито:

– Скандала хочешь? На работе? Что, нельзя дома поговорить?

Опять в его голосе эта смесь – злости и виноватости. И немного раздражения. Кто бы мог подумать, что ее муж способен на такие эмоции! Всегда ровный, всегда приветливый, всегда улыбающийся. Сорокалетний маменькин сынок, не умеющий себе брюки погладить самостоятельно. Ничего не требующий от судьбы баловень, застрявший в рядовых менеджерах неудачник. Туда же – любви захотелось, высоких чувств-с.

– Дома можно, конечно. Как раз сегодня собиралась. Объясни, что происходит, Олег?

– А сама не видишь, что происходит? Не чувствуешь, что я давно разлюбил тебя?

– А мне некогда, знаешь ли, ежедневно в чувствах своих копаться. На работе дел полно, дома тоже сиднем не сижу. Двадцать лет уже тебя обихаживаю, так что…

– Это что, упрек? Теперь скажи, что ты в дом денег приносишь в два раза больше. Ну, давай, давай.

– Да не хочу я ничего такого говорить, Олег! Я просто хочу знать, что происходит.

– А я тебе уже сказал. Я разлюбил тебя.

– Так. И дальше что?

– Понятно что. Ухожу, значит. Вечером вещи соберу. Или ты мне их сама соберешь?

– Вещи? Какие вещи? А… Ну да. Уходишь, значит. Ага… Понятно…

Она стояла, смотрела на него во все глаза. Будто ждала, что он рассмеется собственной неудачной шутке. Вся злость и досада ушли из нее разом, остался один только страх перед наплывающей на нее холодной действительностью. И паническое сиюсекундное ожидание, трепыхание последней надежды: может, все-таки мимо пронесет? Она ничего не слышала? Он пошутил? Со злости ляпнул?

– Ну? Чего ты молчишь? Вещи соберешь, спрашиваю? – резко переспросил муж, ткнул вопросом, как острой пикой в грудь.

– Что? Вещи? Ну да… То есть нет. Сам собирай, конечно.

Развернувшись, она пошла от него по коридору в сторону своего кабинета, изо всех сил стараясь держать спину прямо. Вот идти бы и идти так, никуда не заходя. В пространство, в неизвестность, где ее никто не знает. И за спиной никто не шепчется. И советов бабьих не дает. И не сочувствует. Надо же, как за один день все скрутилось – как снежный ком. Еще с утра, как говорится, ничего не предвещало. Все было в своей обычной колее: муж, дом, завтрак, следы от пены для бритья на зеркале в ванной. И не было никакого снежного кома внутри, будь он неладен. Сейчас еще и таять начнет, растекаться по организму грязными ручьями.

Перед дверью своего кабинета Марина остановилась и даже ладонь отдернула от дверной ручки. Представилось сразу, какими глазами посмотрят на нее Наташа с Анной Семеновной. Надо ведь им будет сказать, что она… Что Олег… Нет, это невыносимо, в конце концов. Зачем, зачем она притащила его с собой на эту фирму? Уж лучше бы сам себе чего-нибудь подыскал, когда во время того кризиса, еще девяносто восьмого года, без работы остался. А теперь что ей делать? Ежедневно наблюдать, как бывший муж строит свое новое счастье с секретаршей Настей? Ну это уж нет, это уж дудки.

Решительно открыв дверь, Марина с гордо поднятой головой быстро прошла к своему столу, придвинула к себе телефон. Потом нахмурила лоб, вспоминая номер. Господи, какой же это номер? Мысль позвонить Петру Алексеевичу Незнамову, директору фирмы-заказчика, который был у Марины буквально вчера и жаловался на отсутствие хорошего юриста, возникла у нее буквально на ходу. Будто искоркой в голове вспыхнула. Марина даже развивать ее не стала, просто ухватилась как за спасительную соломинку. Если повезет, она сегодня же уйдет отсюда. Прямо сейчас уйдет!