Виктор не ответил. Отвёл глаза.
– Самому-то – сколько лет было, когда первый раз девочку попробовал? – допытывался Яшка. – Кто тебе Согласие подписывал? А?
– Пятнадцать, – процедил Виктор. – Никто.
– Ну, вот и от меня отвали.
Зацепившись ногами за перила, Яшка вдруг откинулся назад. Повис вниз головой на высоте в восемнадцать этажей, с наслаждением потянулся. Майка задралась, оголила шрамы на животе.
Накатило вдруг чувство, которого Виктор не испытывал уже очень давно. С самого интерната. С того момента, как понял, в каком болоте сидит – и увидел возможность выбраться.
– Я не заставляю тебя крысятничать. Просто хочу забрать отсюда.
– Зачем?
Яшка распрямился. В один миг, легко и стремительно. Только что свисал с балкона головой вниз – и снова сидит на перилах.
– Потому что не хочу, чтобы ты сдох.
– Да с чего вдруг? – Яшка прищурился. – Я тебе никто и звать никак. Или твой троюродный дядюшка женился на моей двоюродной бабушке – а я знать не знаю?
«Потому что ты – это я! Тот, кем я мог бы стать. Потому, что понимаю: такие, как ты, долго не живут. Ты смел, силён, удачлив… Но удача – дама ветреная. Тебе только кажется, что она с тобой навсегда. На деле же – чуть ветер подует не в ту сторону, как удача тут же вильнёт хвостом. И отправится искать другого кавалера…»
– Инцест – половая связь между кровными родственниками! – заорал вдруг попугай. Проклятые знают, откуда появился на балконе. – Параграф Инструкции восемь, пункт одиннадцать! Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу!
Яшка от питомца отмахнулся. Боцман не обиделся. Сел на перила и принялся склёвывать остатки присохшей краски.
– Да просто жалко тебя, и всё, – в сердцах сказал Виктор. – Ты кто – барыга? Знаешь, сколько я таких барыг повидал? И каждый думал, что бессмертный… Это ты пока на коне. Бабло, удача, девки любят. А пройдёт время – может, месяц, может, год, а может, всего-то сутки – и ушатают тебя ни за грош. Так, что даже понять не успеешь, кто! Кинут, подстрелят, в драке порежут… Я не хочу, чтобы это случилось.
Яшка спрыгнул с перил на пол. С неожиданной злостью проговорил:
– Рано хоронишь. О себе печалься.
– Идём со мной, – продолжал настаивать Виктор. – Я тоже когда-то думал, что из этого болота выбраться нельзя! Что это – всё, что нам предначертано. Родился в Милке – сдохнешь в Милке! Но это не так. Выбраться можно. Идём, – он протянул Яшке руку.
– Выбраться? – фыркнул тот. Протянутую ладонь демонстративно не заметил. – Прислуживать цветным? Прыгать на задних лапках? Чтобы каждое твоё слово записывали, а каждым шагом дики могли полюбоваться? Да гори огнём такая жизнь.
Яшка отступил назад, к перилам. Так же зло проговорил:
– Я лучше отсюда башкой вниз сигану, чем буду жить, как цветные! Мне в хер не встряло ползать, как улитка в аквариуме. Всё, чего хочу – это чтобы во время Вспышек вакцина была у всех! Чтобы здесь, в Милке, не молились Стражам, не сходили с ума, а просто ждали медиков, как вы. В Милке живут такие же люди. Мы не хуже вас! Оттого, что ты вывезешь отсюда меня, другим лучше не станет. А надо, чтобы стало.
– Надо. Только как этого добиться? Такого никогда не будет! Не при нашей жизни – точно.
– Ну и, значит, болт я клал на такую жизнь. Сколько Стражи отпустят, всё моё. А там хоть трава не расти.
Яшка открыл пивную банку и надолго к ней приложился. Опустив руку, предостерегающе махнул Виктору – который собирался продолжить разговор:
– Всё! Закрыли тему. Говори, чего хотел?
– Банг, – помолчав, сказал Виктор.
– Вон оно чё. – Яшка хмыкнул. – Не, брат. Банга я тебе не солью.