К концу урока возвратилась Грошева – тихая, смирная. Она не смотрела на меня.

– Садись, Карина, – разрешила я.

На математике новое ЧП – Ширяев расковырял бородавку.

– У меня кровь, – показал он, и сидящая рядом Оля Ланочкина побледнела.

– От бородавки бывает заражение крови, – компетентно заявил Скворцов. – Бородавка – как родинка.

У Ширяева задрожала губа. Снова у нас медсестра.

– Да я у вас скоро пропишусь, второй «Б»! – шутит она.

Мне не до шуток. Я вымотана двумя уроками напрочь. Мне срочно необходимо человеческое участие.

После второго урока у меня окно, я отправилась искать Анжелу. Это наш школьный психолог, и еще она выполняет работу воспитателя. Мы близки по возрасту, и поэтому иногда чаевничаем вместе.

Увидев меня, Анжела включила электрический чайник и вытряхнула из сумки конфеты «Коровка».

Я взяла чашку – руки у меня тряслись.

– Не могу больше. Чувствую себя беспомощной с этими детьми. Они меня с ума сведут.

– Съешь конфетку, – улыбнулась Анжела. Слушая меня, она никогда не делает сочувствующего лица. Может быть, благодаря этому я выдерживаю здешнюю школьную жизнь.

– Ненавижу понедельники. В этот день мои дети неуправляемые. У них просто крышу сносит. Моя Грошева в этот день просто безумная.

– Понедельник – день тяжелый, – согласилась Анжела, наливая чаю.

– Может, дело в том, что они за выходные от дисциплины отвыкают?

– Мимо. – Анжела вынула пакетик с чаем и с видом факира закрутила нитку. – Сразу видно, что ты уроки ведешь, а по интернату дежуришь редко.

– Ну так раскрой мне секрет!

Анжелка любит обжигающе горячий чай, я же пью, когда он немного остынет.

– По выходным они ждут своих матерей. К некоторым ведь приходят, навещают. Остальные тоже ждут хоть кого-то. Чуда ждут. Это мучительно для интернатских – выходные. Кто-то уходит в гости к родственникам, но большинству некуда идти.

– Ну, это я могу понять – взрослые не приходят, взрослые виноваты… Но моя Грошева кидается на детей. Иногда мне кажется, что она кого-нибудь покалечит! Прошлый раз она швырнула Репину о подоконник, та подбородок до крови разбила!

– Ну, Карина – особый случай. А взрослых она готова обожать, правда?

– Да. – Я удивлена. – Ты знаешь почему?

– Ты просто, Свет, не очень еще изучила своих учеников. А мне пришлось. У меня на них досье. Твою Грошеву родила мать-малолетка. Бедолаге пятнадцати не было, когда залетела. Вот и представь – подружки на танцы бегут, по женихам, а у нее орущее чадо в подоле.

– А бабушка?

– Бабушка такая же непутевая, как мать. Ты, говорит, родила, сама и расхлебывай. И вот мать-малолетка одна, с орущим кульком, который раздражает. Весело?

– Ну и?

Анжелка подлила себе еще чаю и взяла конфету.

– Мать твоей Грошевой лупила свою дочь с пеленок. Повод был не нужен, Карина виновата уже в том, что родилась. Знаешь, как она ее воспитывала? Она швыряла ее об стенку, таскала за волосы, привязывала к кроватке. Девчонка готова была ползать перед ней на карачках, лишь бы заслужить одобрение, хоть один ласковый взгляд, хоть намек на улыбку. Но получала одни пинки. И это – от самого близкого и любимого человека. А чего ждать от остального мира?

Мой чай остыл, я забыла про него.

– Ненависть – это обычный язык общения, которому обучила мать. Теперь Карина борется за каждую каплю любви взрослого человека, зная, что дети заслуживают лишь ненависть.

Я слушала Анжелу, и меня слегка подташнивало.

– Откуда ты все это знаешь?

Я читала личные дела. Там лишь скупая строчка – мать лишена родительских прав. Там нет подробностей, это я знаю точно.