– Я не специально.

– Его ты точно знаешь! Ты мечтала выйти за него замуж.

– Ченнинг Татум?

– Молодец, – хвалит доктор Сондерс.

Ручка опять царап-царап по бумаге.

Мы все понимаем, что я бы не угадала без подсказки Бена, и все-таки я позволяю себе порадоваться крохотной победе.

– Ну и напоследок…

По тону чувствую, что доктор Сондерс махнул на меня рукой.

Как я ни стараюсь, находить сходство и отличия во время следующего теста ничуть не легче, даже когда фотографии лежат рядом. Немного лучше дело идет с возрастом, полом и эмоциональным состоянием. Здесь я чувствую себя не так безнадежно. Уже начинаю ориентироваться по длине волос, бороде и украшениям.

– Все, это был последний тест. – Доктор Сондерс щелкает ручкой.

Я надеюсь, что перед началом лечения мне дадут отдохнуть; в глазах щиплет от усталости.

– Так что с ней? – спрашивает Бен.

– Еще пара моментов, и я скажу свое мнение. Я собираюсь оценить ваш коэффициент умственного развития, Эли.

– Вы считаете меня идиоткой?

Определенно, так я себя и чувствую. Просто не верится, что я не узнала Ченнинга Татума. Доктор Сондерс не отвечает.

Кажется, я провела в этой крошечной душной комнате несколько дней. Доктор Сондерс сказал, что ему надо позвонить, и вышел. Я отхлебываю теплую воду из пластикового стаканчика. Бен опять проверяет телефон. Без своего я чувствую себя как без рук, а про новый совершенно не подумала – не до того было.

– Кстати, я поменял замки, – сообщает Бен. – Поискал твою сумку в спальне, но не нашел. Говоришь, ты ходила с ней в ту ночь? Шоппер?

– Клатч.

– Ну да. В общем, решил, что лучше сменить замки. Просто так. Вряд ли кто-то попробует к тебе вломиться, – добавляет он, чтобы я не волновалась, однако по отрывистому тону ясно: сам он тоже беспокоится.

– Когда Крисси вернется, она не сможет вой…

– Я сообщил ей эсэмэской, что новый ключ у соседей, у Джулс. Не вспомнил код от твоего сейфа для ключей. Опять звонил Мэтт, спрашивал, как ты. Говорит, если он может чем-то по…

– Зачем ты отвел к нему Бренуэлла?

– Не могу же я взять его сюда! И потом, он наполовину пес Мэтта. Официально Мэтт все еще твой муж.

Слово «муж» потеряло свою остроту. Здесь у меня вдоволь времени на размышления, и о Мэтте я думала много. Хоть раньше и казалось, что все у нас совсем плохо, теперь же я невольно задаюсь вопросом, можно ли спасти брак. Шок от осознания собственной смертности привел к чувству бессилия, беззащитности и отчаянному стремлению к стабильности. Жизнь внезапно показалась до невозможности драгоценной. И быстротечной.

– Мэтт знает, что я ходила на свидание?

– Он ничего не говорил.

Дверь распахивается, и мы замолкаем. Доктор Сондерс садится за стол. Я нервничаю.

– Эли, я сопоставил результаты анализов и тестов, включая МРТ и КТ. Помимо потери памяти, о которой мы уже говорили, могу с уверенностью сказать, что у вас прозопагнозия. Это первый случай в моей врачебной практике.

Улавливаю у него в голосе нотку удовольствия и, как ни глупо, чувствую ненависть, точно он во всем виноват.

– Что это? – спрашивает Бен.

– Мозг Эли больше не распознает черты. Она не сможет узнавать лица, даже близких и друзей.

– И часто такое бывает? Эта прозо… – Запинаюсь.

Как можно болеть болезнью, которую даже не выговариваешь?

– Про-зо-па-гнозия, – повторяет врач по слогам. – От греческого «проспон», что значит «лицо», и «агнозия» – «незнание». Иногда ее еще называют «слепота на лица».

Слово «слепота» наводит ужас. Я лихорадочно осматриваю комнату, впитывая обстановку: длинные коричневые листья и «усы» паучника на подоконнике в горшке, квадратные черные часы на стене, – успокаиваю себя, что я еще зрячая.