Самые глубокие и важные переживания детства связаны у меня со Шри-Ланкой, особенно с нашими паломничествами. В общей сложности четыре раза мы отправлялись к самым значимым буддийским святым местам в стране. Нас всегда сопровождал кто-нибудь из клана Кахаватте. Разместившись в нескольких автобусах, мы порядка десяти дней медленно передвигались по ухабистым дорогам в джунглях. Посещали исторические храмы, сады, пещеры, святилища и руины, разглядывали гигантские статуи Будды, в городе Канди заходили в храм, где хранится зуб Будды. В восьмидесятых годах многие из этих мест ЮНЕСКО внесло в список Всемирного культурного наследия.

Всякий раз, когда мы прибывали к священному месту, бабушка выходила вперед, восклицала: «Саду, саду, саду!», что переводится как «аллилуйя», и все семейство следовало ее примеру. Мы зажигали благовония, подносили Будде цветы лотоса, припадали к земле – все происходило в соответствии с установленным ритуалом. И никто никогда ничего никому не объяснял, даже нам, детям. Мы просто повторяли то, что делала бабушка. Пройти по кругу справа налево, остановиться, сесть, молча медитировать, встать, произнести: «Саду, саду, саду». Пройти по кругу слева направо, встать перед Буддой, прочитать молитву, опустив глаза долу, ни в коем случае не обращая их вверх… И мы чувствовали, что происходит нечто особенное. Нечто правильное, хорошее, великое.

Буддист никогда не болтает о буддизме, он им живет.

Я благодарен бабушке и остальным моим родственникам за то, что они потихоньку, в непринужденной манере, естественным путем взрастили во мне буддизм. Существуют определенные ритуалы, но нет предписаний. Каждый вправе медитировать столько, сколько ему вздумается, и тогда, когда его душа потребует.

Все эти мелочи, из которых складывались наши паломнические поездки, были неким волшебством для нас, детей. У святых мест зачастую полно народу. Там настоящее столпотворение. Часто случалось, что мы, как и другие паломники, спали на матрасах, набитых сеном, прямо под открытым небом. Мужчины приносили из леса хворост, на общем костре готовился рис или маниок. Мы ели с банановых листьев, которые предварительно прогревались над огнем, очищались и укладывались на плетеные тарелки. После трапезы листья с остатками пищи просто выбрасывались в джунглях. Женщины собирали тарелки в большой короб. Нам не приходилось мыть посуду, как это делают в Германии. Никогда в жизни я больше не видел настолько экологичной культуры питания.

Конечно же, на своем пути мы всюду встречали следы легендарного короля Дуттха-Гамани и его сына Салии. Бабушка, мои дяди и тети рассказывали многочисленные истории о знаменитом принце. Они уверяли, что, став взрослым, я также совершу много мужественных поступков. Я слушал их с недоверием.

И вот опять радикальная смена обстановки – маленький городишко Лотте под Оснабрюком. И все же я чувствовал себя комфортно в Германии. В десять лет я пошел в реальную школу. Учеба для меня была вторична. Занятиями я не интересовался. Примерно в то же время в моей жизни произошло поворотное событие: отец мамы переехал из ГДР в ФРГ и поселился у нас. Наконец-то в доме появился мужчина, который не вселял в меня один лишь страх и не взращивал во мне раболепие, а прививал нечто, наполненное более глубоким смыслом, чем слепое послушание. Правда, тогда я еще не понимал этого.

Дедушка был парикмахером, блистательным оратором и отличным собеседником. Он был сердечным человеком. Пережил две мировые войны, рассказывал нам о прошлом. Научил меня играть в шахматы и карты, позаботился о том, чтобы я брал уроки игры на фортепиано. И что гораздо важней, он всегда готов был выслушать меня, помочь советом, поделиться собственным опытом и мудростью. Многое о жизни я узнал именно от деда. Что важно иметь возможность положиться на человека и ответить ему тем же. Что нельзя воспринимать вещи однобоко. Что испытания нужно принимать. И еще много чего. Я во всем равнялся на него – как другие мальчики на своих отцов.