- Вы так думаете, леди Марго, потому что сами не любите никого. Правду говорят, что Светлые очень жестокосердечные и безэмоциональные, - Аня в сердцах сказала, а потом прикрыла рот рукой, спохватившись, но слова уже сказаны, и их назад не вернешь.

- Ну что ж. Спасибо на добром слове. Вот и обменялись утренними любезностями. Только к счастью, а может, и к несчастью, но я не помню, какие они «Светлые», - отчего-то слова горничной меня задели.

- Леди, я…, - Аня пыталась что-то сказать, но я оборвала ее и села за стол, принялась за завтрак.

Было видно, что девушке неловко за свои слова, сказанные в сердцах, но я была непреклонна. Отчего-то обида не хотела уходить из сердца.

Позавтракала без аппетита какой-то кашей, я быстро привела себя в порядок, максимально стараясь не привлекать к процессу одевания горничную. В какой-то момент девушка перестала пытаться мне помочь, и мы молча продолжили сборы. Ровно в четыре часа в комнату вошел слуга и забрал мои вещи, оставшиеся взяла Аня, и мы направились на выход. Меня облачили в плащ с глубоким капюшоном, якобы чтобы я не замерзла. Но, сложив все обстоятельства, я поняла, что меня прячут. Ранее пробуждение и отправка, плащ, в котором я сама бы себя не узнала, да еще и вели меня к карете хозяйственными коридорами, все свидетельствовало о том, что мое исчезновение из дома должно было стать незаметным, впрочем, как и появление. Уверена, большинство домочадцев и не знали, что у них тут гостья обитала. Может, это было и правильно, если судить со стороны безопасности, но почему-то обидно.

Меня усадили в карету, задвинули занавески на окнах и двинулись в путь. Вместе со мной в карете ехала Аня, но из-за утренней размолвки мы не разговаривали. Попыталась выглянуть в окно кареты, отодвинув занавеску, но ехавший рядом с каретой охранник или слуга( не знаю точно) сказал, что пока мы не выедем на тракт, выглядывать из кареты запрещено. Вот именно сейчас я почувствовала себя пленницей. Да, на мне не было цепей и кандалов, и наряды явно не были похожи на тюремную робу, но я была именно пленницей. Человеком, который не может распоряжаться самим собой, который себе не принадлежит. Залезла в самый дальний угол кареты и, скинув дорожные ботинки, устроилась поудобнее. От шляпки я отказалась еще во время одевания, прическа была самая простая - коса, так что мне ничего не мешало свернуться на сиденье и уснуть, подложив под голову ворох подушек, которые должны были оберегать мои бока от неудобств дороги.

Не знаю, сколько времени я дремала, но проснулась оттого, что карета резко остановилась. Я вскинулась, сонно осматриваясь по сторонам, не понимая, что происходит. Видимо, Аня тоже дремала и, так же как и я, пыталась понять, из-за чего произошла остановка. Мы попытались выглянуть из кареты и открыть дверцу, но нам снова сделали замечание, что не положено, и велели сидеть в карете. Я уже была вне себя от такого поведения, но решила высказать свое «фи», когда будет понятно, что случилось. А то, может, нам бежать, сверкая пятками, надо, а я тут возмущаться намерена. Кстати, на счет «сверкать пятками». Я поспешила надеть ботинки и как раз вовремя. Только я выпрямилась и поправила волосы, как дверца кареты открылась, и я встретилась взглядом с молодым мужчиной. Благо уже рассвело, и я могла рассмотреть привлекательные черты лица. Мужчина, так же как и я, с удовольствием рассматривал меня, совершенно не стесняясь.

- Димирон, она же чудо как хороша! И зачем ты тащишь ее к черту на кулички, когда эту прелесть надо ввести в столицу и хвастаться таким прекрасным подарком судьбы, - мужчина обращался к королю Димирону, который как раз появился в этот момент у него за спиной. Дверца кареты захлопнулась так же резко, как и открылась, и снаружи послышались возмущенная перебранка.