— Это ваша форма, Селена. Вам надлежит ежедневно надевать чистое платье, а грязное относить вниз и оставлять в корзине в хозяйственной комнате, как и остальное бельё по мере необходимости. Его будут отвозить в прачечную, и доставлять обратно. Если вопросов нет, отдыхайте.

— Постойте, — заступаю Монсу дорогу и хмурюсь. — Дом убирают горничные, еду привозят, одежду отдают в прачечную. А мне что делать?

Монс смотрит на меня так, будто впервые видит.

— Но… Селена, кхм, ведь вы, вы читали контракт?

Опять этот проклятый контракт! Да я уже раз двадцать пожалела, что поленилась это сделать! Но какая-никакая зацепка у меня есть!

— Служанка с расширенными обязанностями, — повторяю вскользь оброненные слова высшего тёмного. — Что это за обязанности?

Требовательно всматриваюсь в парня, который почему-то внезапно краснеет и пятится назад.

— Я… не я должен объяснять вам это!

Смотрю на его позорное бегство и недоумённо хлопаю глазами.

— То есть… как это?

Мой вопрос тонет в звуке хлопнувшей входной двери. Хорошенькое дельце! Не он должен объяснять мне это! Но если не он, тогда кто?

Оставшись в комнате одна, осматриваюсь внимательнее. Обнаруживаю ещё две двери из тёмного эбенового дерева с круглыми бронзовыми ручками. Они расположены слева от кровати, за платяным шкафом, поэтому я не заметила их сразу.

Какое-то время стою перед ними, подперев подбородок кулаком. Новый дом, пугающий и мрачный, новая комната, новые люди. Чужие. Всё непривычное, враждебное. И за этими дверьми может быть всё, что угодно.

Может быть, не стоит открывать? Возвращаюсь к кровати, но постоянно оглядываюсь. Ай, что там уже! В конце концов, это ведь моя комната! Ну, в смысле, на время.

Снова иду к дверям. Смотрю на одну, на вторую, снова на первую, ту, что ближе к окну. Поворачиваю ручку, толкаю дверь. В ответ на это внутри вспыхивает яркий свет.

Моему облегчению нет предела: ванная комната!

Переступаю порог, восхищённо оглядываюсь, рассматривая круглую бронзовую чашу умывальника, пузатую ванну на изогнутых ножках, унитаз, стыдливо спрятанный за перегородкой из эбенового дерева.

В комнатушке под самой крышей, в которой мы ютились с сестрёнкой, из всех удобств был закуток за шторкой с поломанным рукомойником, да ночная ваза. А тут! Живое воплощение мечты о комфорте!

Кружусь вокруг себя, не зная, чем любоваться из всего этого богатства, как вдруг резко останавливаюсь, замираю, глядя на то, что восхитило больше всего.

Зеркало!

Прямоугольное, во всю стену от пола до потолка в помпезной резной бронзовой раме. Я привыкла к своему крохотному круглому карманному зеркальцу с трещинкой посередине, в которое можно было рассмотреть или щёку, или лоб, или нос, но даже лицо целиком в него не умещалось. А тут!

Впервые за очень долгое время я вижу всю себя, как есть. Расстёгиваю пуговицы розового пальто, и оно соскальзывает на пол под тяжестью мокрой ткани. Остаюсь в бледно-голубом хлопковом платье с рукавами по локоть и с маленькими белыми пуговицами, идущими от кружевного воротничка под горлом и до самой талии.

Стягиваю белую в голубой горошек резинку с волос, позволяя им рассыпаться по плечам влажными прядями. Задумчиво взбиваю кончиками пальцев объём у корней, где волосы уже подсохли, и из мокрых мышиных выглядят привычными светлыми с отливом в платину.

Подхожу к зеркалу вплотную. Касаюсь кончиками пальцев гладкой прохладной поверхности, наклоняю голову набок, задумчиво рассматривая себя. Голубые глаза словно стали светлее и прозрачнее, и вообще я вся какая-то бледно-прозрачная. Такое себе зрелище.