– А если добавить моё везение, то скорее всего по самую шею вляпаемся, – пробормотала я и достала из своей котомки приспособление для обзора пространства на расстоянии в пару километров. Мне его на хранение Бор Бар дал, когда его рюкзак порвался, вместе с остальными его вещами. Устройство представляло собой прозрачное блюдце с золотым узором на серебристой каемке. Я протянула его Лане, и она, слегка расширив глаза, уставилась на устройство, потом на меня.

– Откуда такая прелесть? – спросила она, беря из моих рук блюдце и поднося его к глазам. Они сразу исказились, как будто Лана смотрела на меня сквозь кривое зеркало, и я невольно улыбнулась.

– Бор Бар положил все свои вещи в мою котомку, – едва сдерживая смех, ответила я, и Лана тоже невольно усмехнулась.

– Это хорошо, у генерала должно быть много всякого полезного, такие, как он, налегке не путешествуют… – произнесла она и, посмотрев на заинтересовавшие ее здания, заскрипела от злости зубами.

– Что там? – напряглась я и поняла, что готова бежать сломя голову, даже спрыгнуть с башни, настолько стало суровым лицо Ланы.

– Храмовый комплекс, – взяв себя в руки, ответила Лана и, переведя взгляд на другой конец города, облегченно добавила, – там нет наших врагов, но есть не менее мерзкие храмы. Там и темный храм великого Триединого, и белый храм Смертушки, и главное – там есть храм Восьмирукой Веларионы, великой целительницы и хранительницы. Правда, чего она хранит, я не знаю, наверное, никто не знает, но то, что тут правят всем вот эти три божества, многое объясняет!

– Что именно? – спросила я, выдохнув с облегчением, понимая, что вот прямо сейчас с башни прыгать не нужно.

– Что этот мир на грани грандиозной войны. В которой, скорее всего, погибнет большинство населения, а те, что выживут, скатятся до состояния дикарей… Я уже такое видела.

– И им никак нельзя помочь? – спросила я, но вдруг осознала, что спросила скорее по привычке. Мне было жаль всех обитателей этого мира, но мне мои проблемы были как бы ближе к телу и решать чужие я не собиралась. Я поняла, что стала черстветь разумом и душой, и ужаснулась. Похоже, Лана поняла ход моих мыслей и даже не стала отвечать на мой вопрос.

– Не переживай, ты не стала плохим человеком, ты просто чуть-чуть повзрослела, – успокаивающе произнесла она и указала на яркую колонну людей, шедших по самой широкой дороге города. – Нам нужно слиться с толпой, похоже, сегодня день жертвоприношения. Портальная площадка находится рядом с храмовым комплексом, подобраться к ней близко никому не позволят ближайшие дней десять, а я не хочу торчать в этом мире столько времени.

– Тогда пошли сливаться с толпой, – согласилась я и пошла за Ланой.

Она мне нравилась, спокойная, почти всегда, за исключением моментов, когда дело касалось религиозных деятелей. Рассудительная и главное очень много знавшая, с внешностью моей ровесницы, она была настолько многоопытна и столько всего повидала в жизни, что мои беды и проблемы просто оказались мизерными и незначительными. Мне хотелось быть такой же, как она, стойкой, решительной и умеющей выживать в любых ситуациях. Поэтому я готова была идти за ней куда угодно…

Тем более, что рядом с Ланой я чувствовала себя в безопасности.

Толпу ярко разодетых женщин и мужчин, одетых во всё черное, мы нагнали, когда они проходили через центральную площадь города. Женщины шли в центре колонны, несли шикарные букеты цветов, где они их взяли в городе, где вся растительность была выгоревшей от засухи, я не знаю, но вся колонна просто благоухала и утопала в цветах. При этом вид у всех был не праздничный. В первых рядах колонны на носилках стоял огромный деревянный стул, тоже украшенный цветами, и там сидела молоденькая и очень худенькая девушка. Она выглядела как мраморная статуя, бледная и очень серьезная, при этом глаза – напуганные до предела. За носилками шли молоденькие девушки в ярко-красных тонких платьях подпоясанные белыми поясами, а за девушками шли жрецы в черных одеждах и жрицы в белых одеждах. Горожане старались соблюдать дистанцию и не подходили к жрицам ближе, чем на десяток шагов. Над колонной раздавалось мерное гудение, женщины, не разжимая губ, напевали какую-то тихую мелодию, и от этой мелодии у меня кровь стыла в жилах.