— Они не будут против, — ответил я, снова затягиваясь.

Сомневаюсь, что Пижону есть дело до этого, а Джоанна в любом случае будет ненавидеть меня. Думаю, она с радостью сожгла бы меня на костре, и ей было бы глубоко плевать, будет зажата между моих зубов сигарета в этот момент или нет.

Отец пытался бросить и кажется, у него наконец начало получаться это, чего не скажешь обо мне.

Запишем во вредные привычки и курение.

Как же меня раздражало то, что за все время наших переговоров, она ни разу не взглянула на меня. Словно меня не существовало. Когда я говорил и указывал на какие-то моменты в ее собственных наработках, она смотрела куда угодно, но не на меня. Должно быть, она не видела смысла тратить на меня и взгляда, вместо этого внимая каждому слову моего отца и перешептываясь с братом.

Нет. Я не могу позволить ей так просто уехать.

Выбросив сигарету в урну, я подошел к лжеофициантке.

Ее глаза метнулись влево, она заметила меня.

— Джоанна или Селеста? — спросил я, стоя рядом и касаясь своим плечом ее.

— Не поняла? — сказала она, не поднимая головы от своего телефона.

— Говорю, как называть тебя все-таки? Джоанна, Селеста, Мария, Вирджиния Хилл[1]? — спросил я, краем глаза наблюдая за ее реакцией.

Джоанна удивленно вскинула брови и взглянула на меня, одобрительно закачав головой.

— Провел параллель с казино, браво, Блейк. Иногда тыква на твоих плечах гордо именуемая головой может меня приятно удивлять, — натянуто улыбнулась она.

— Тут ты не права, — самодовольно ответил я, — она будет удивлять, но не тебя.

В глазах Джоанны вспыхнул огонек ярости, но она быстро потушила его. На ее губах растянулась издевательская усмешка.

— Удивлять? Так ты называешь невозможность достичь разрядки от твоего языка?

— Твою невозможность достичь разрядки слышали не только за пределами Аспена, но и за границей Колорадо.

Джоанна раздула щеки как самая настоящая львица.

— Хватит демонстрировать навыки остроумия, — фыркнула она.

— Что ты задумала? — перебил ее я.

Она застыла с телефоном в руках и сдвинула тонкие брови к переносице.

— Я задумала? — искренне удивилась Джоанна, да так, что я почти поверил. — Беру слова про тыкву обратно, овощ он и в Африке овощ. И с чего ты решил, что я что-то задумала?

Джоанна развернулась ко мне всем телом, спрятала телефон и сложила руки на груди. Вот теперь она смотрела на меня. Не мимо меня, не на бумаги, не на моего отца, не в телефон, а в мои глаза. И это, пожалуй, именно то, чего я добивался.

— Скажи мне, почему среди всех строительных компаний Америки, для воплощения своего проекта, ты решила выбрать Джефферсон? — задал я вопрос, интересовавший меня всю эту встречу.

С ее губ сорвался смешок, однако сама она не выглядела веселой.

— Я решила? Ты думаешь, что я хоть что-то решаю в отеле? — вырвалось у нее. Но как только Джоанна осознала, что сказала, сжала губы и сердито вздохнула.

Вот как значит. Она проговорилась о том, что не имеет влияния в бизнесе.

— Что, папочка не пускает маленькую девочку за штурвал? — издевательским тоном спросил я.

Джоанна опешила и дернула головой. Я видел, как ее брови возмущенно изогнулись, а губы сжались в белую тонкую линию. Она злилась, и я наслаждался такой приятной картинкой. Большие синие глаза стали стеклянными, а щеки ее заалели от ярости.

Я попал в самую цель.

— Просто заткнись, Джефферсон, — покачала головой она. — Ты и понятия не имеешь…

— Каково женщине в бизнесе? Ты права, — перебил ее я. — Но меня это и не интересует. Мне повезло, я родился с яйцами.

Глаза ее недобро сверкнули, Джоанна заправила выбившуюся прядь волос за ухо, обхватила себя руками и шагнула ко мне.