– Нахожу, – признал ланцтрегер. – Поэтому до вечера постараюсь привлечь местные силы. Если же не получится, тогда шторбами заниматься не будем. Сосредоточимся на носферате. Если его извести, кладбищенская мелочь сразу присмиреет, вставать будет гораздо реже. Проверено на практике.

Нет, не получилось местные силы привлечь. Тьма оставила в Ганцендорфе на тридцать дворов всего шестнадцать взрослых мужчин, из них один блаженный, пятеро дряхлых стариков, трое горьких пьяниц, трое калек и двое были в отъезде. Оставшиеся двое рвались в бой, но Йорген рассудил, что нет никакого смысла гробить последних нормальных мужиков, тем более что помощи большой от них ждать не приходилось. Особенно учитывая отсутствие осины: не с вилами же им на шторбов выходить?

Тогда Йорген направился к местным властям в лице богентрегера Айсхофа Лодвика фон Кнурра, родственника носферата: пусть выделит кнехтов из числа состоящих при замке или наемных солдат, если держит таковых. Но и тут он потерпел неудачу. Замок Айсхоф только издали производил впечатление богатства и несокрушимой мощи: стоит на высоком зеленом холме, в окружении неприступных стен, подпирает небо острыми шпилями… На деле это был уже и не замок, а развалины одни. Ворота не запирались, крыша донжона провалилась, жилым оставалось только одно крыло небольшого дворца. В нем коротал свой век богентрегер фон Кнурр, милейший старичок, маленький, седенький, облаченный в старомодный зеленый дублет гизельгерского покроя – такие, должно быть, еще при короле Густаве носили. И слуги у него были под стать – ветхие, старомодные, важные… Те еще воины!

Об атаке на погост Йорген даже речи вести не стал, спросил только, где находится фамильный склеп, и уточнил, исключительно из вежливости, не будет ли против почтенный хозяин, если в его родовой усыпальнице похозяйничают посторонние.

Ну конечно же хозяин был не против! Он сам и все домочадцы его просто счастливы были бы избавиться от дорогого покойничка, что держит в страхе всю округу без малого два десятка лет.

– Двадцать лет?! – не поверил своим ушам Йорген. – Да что же вы его до сих пор не извели? Еще до прихода Тьмы надо было…

– Ах, юноша, – вздохнул богентрегер скорбно. – Не так-то это легко – извести собственного племянника, любимого сыночка сестры-покойницы… А потом, эх и хитер же он, зараза, доложу я вам! Хаживали на него люди, хаживали. И что толку? Людей тех нет давно, а носферат окаянный как был, так и есть. – Тут старик всхлипнул, смахнул слезу и обнял Йоргена отечески, прижал к чахлой груди, клюнул сухими губами в лоб. – Вы, милый юноша, наша последняя надежда. Как благородно с вашей стороны, что вы решили помочь нашей беде.

– Это мой служебный долг, – откликнулся Йорген без всякого рвения. Он даже «к сожалению» едва не прибавил, но вовремя удержался.

И труп чудесной красотою

Процвел…

А. С. Пушкин

Зачем мой брат меня оставил

Средь этой смрадной темноты?

А. С. Пушкин

– Вот он – юг! Ни-ка-ко-го порядка, ровным счетом никакого! – негодовал Йорген фон Раух. – Южные окраины – это бич нашего королевства!

Силониец с эдельмаркцем переглянулись. Только уроженец холодного Норвальда мог назвать эти места «югом», для всего остального мира земли по ту сторону Ягерда были самым настоящим севером.

– Развели у себя Тьма знает что, а нам из-за них время тратить, ночами не спать!

Почему-то наивные обыватели склонны воображать, будто в светлое время ночные кровососы, будь то благородные носфераты, примитивные шторбы либо кто другой из их породы, смирно лежат в собственных гробах и дожидаются, пока явятся смертные с лопатами да осиной и отправят их мятущиеся души в мрачный Хольгард.