– Но уж вряд ли эта несчастная, что плакала, могла кому-то ответить. Не такие убивают.А Завид это тот вирник, у которого шрам на левой щеке?– задумчиво проговорил Лука , вспомнив встречу с Гостятой у ручья.

– Он самый, -проговорил подошедший к ним звонарь, краснощекий, курносый отрок с широко раскрытыми, будто удивленными глазами. – Я слышал про Завида, что раньше до того , как стал вирником, он был другим- книжником, учил детей боярских в Переяславле. Со многими так бывает, ведь и Феодор, когда князь поставил его владыкой, изменился. А потом Завид стал служить Никите переяславскому, чья жена, когда варила суп ,увидела в котле ,как руки ноги и головы варятся. Никита после того видения ушел в монастырь в затвор, а Завид к нам сюда перебрался.

– И каким он стал здесь?

– Ну , насчет вареных рук и ног -не знаю, а как он кричал на слуг- слышал. Я работал у его соседки , Агафьи, ту про которую Даниил говорит «зло зла злее жена зла, всех укоряет и всех осуждает». Приказала она мне забор передвинуть. Что тут началось! Стали они друг за другом следить, друг на друга наговаривать, и мне досталось, и до владыки Феодора дошло, Чем бы все кончилось, не знаю, если бы Завида не убили.А может потому и убили? Может быть хотел Завид откупиться, от Феодора , но не то подарил и не угодил. И слуги его причастны

– Отчего, скажи, отче, тут у нас такое творится, что произошло с епископом?– тихо проговорил подошедший к ним звонарь, краснощекиий, курносый отрок с широко раскрытыми, будто удивленными глазами. – Люди-то по разному думают. Может ищет владыка что тайное, клад какой? А кто говорит, по вере ревнует?

Однорукий пожал плечами.

– Тут что-то не так. Из-за веры не убивают. Истинная вера – она ясная. Много я на свете повидал и скажу тебе, отрок, тот, кто чисто верит, казнить не будет. За ним люди и так пойдут, с радостью. А мучают из-за чего-нибудь простенького. Из-за добытка, серебра, – Так я говорю, отче?

– Истинно это, по доброй вере, и добрые дела. А коли дела злы, то и вера неправедна. Что ж это за лихо у нас в городе? Опять Феодор. А ведь речист муж. Слышал я, как он владыку Леона упрел.

Краснощекий звонарь улыбнулся.

– Ну уж тот и придумал. Мясо по господским праздникам не есть. А теперь горше того стало. Владыка-то Феодор кого в работу кабалит, у кого оружие, коней отнимает.

– Это еще что, – лицо однорукого злобно оживилось. – Многого ты не ведаешь у себя в лесу, отче. Не только простецов, но и монахов, и игуменов и всякий люд немилостиво казнит. И все из-за имения , имения не сыт, как ад.

– И я слышал, – звонарь заговорил шепотом. – Дурное люди говорят. Будто построен терем его на проклятом месте. Стоны там из-под земли слышатся.

Старик строго взглянул на них.

– А не наговариваете ли вы оба на владыку? Он у вас будто второй Сатанаил.

Однорукий ухмыльнулся.

– Ты в своей благости да в лесной тиши, может, и не ведаешь, отче. Да у нас в городе вон смотреть тошно, сколько безбородых. Но кому он бороду порезал, хоть стыдно, да все ж не девки, вырастет, а уж у кого очи выжег или язык вырвал…

Тут звонарь дернул его за левую руку.

– Тише ты.

Мимо них проезжали бояре, дружинники в червленых корзнах, оксамите, позвякивали тяжелые златые гривны. Стоявшие у церкви люди в лохмотьях попятились от этого блеска.

А к Луке подошел отрок в богатом корзно и обратился к нему, указывая на юную княжну, скакавшую впереди бояр рядом с матерью.

– Позволь спросить отче, что ты знаешь про племянницу князя Андрея?

Лука внимательно и пристально посмотрел на юношу. У того был смелый и задиристый взгляд. Даже чересчур смелый, чувствовалась за ним то ли боль, то ли обида.