Но стоило мне выдохнуть с облегчением, как две пожилые женщины налетели на меня, чтобы обсудить свадьбу.

Они спрашивали обо всем, о дате, о платье, о цветах. Сначала я пыталась вставить словечко, но быстро догадалась, что мое мнение никого не интересует, что делают они это для соблюдения приличий.

Антонина Михайловна и Екатерина Степановна нашли друг в друге достойных соперников. Они беседовали, спорили, завуалировано кидались оскорблениями. Но в этой битве, внезапно, маменька встала на мою сторону и неистово защищала.

Может, совесть в ней проснулась, а может, хотела удостовериться, что наверняка сбудет нелюбимую дочь с рук. Лично я полагалась на второй вариант.

К счастью, надолго чета Долгоруких задерживаться не стала. Провожали их всей семьей и двором. И прислуга вышла, чтобы на давнего врага Бестужевых посмотреть. Где-то в толпе я заметила и Сашку.

Напоследок у меня с Сергеем вышла еще одна минутка наедине.

— Я рад, Ольга, — поцеловал он мою ладонь на прощание, — что мы так быстро нашли общий язык. Цесаревич был прав, когда говорил о вас.

— Что же он говорил? — не могла не полюбопытствовать я.

— Что в жены мне достанется самая поразительная девушка и самая умная, образованная, среди всех придворных. Простите меня, я вас недооценил.

— Слишком часто вы, князь, извинения приносите, — заворчала я, скрывая смущение, потому что понятия не имела, отчего удостоилась высокой похвалы. — Надеюсь, я вас тоже недооценила.

— Посмотрим.

Он выпустил мои пальцы из своей ладони, помог подоспевшей матери забраться в карету и отбыл.

Едва они скрылись за воротами, как ко мне подскочил Федор.

— Ну? — он был крайне обеспокоен. — О чем вы разговаривали, Олюшка? Сергей меня заверил, что обижать тебя не будет.

12. 2.4

Я оглянулась на брата. Как ему объяснить, что теперь Олюшку сложно обидеть? Что зубов на меня не хватит?

— Да ничем не примечательная беседа, — скромно вымолвила. — Мы, кажется, нашли общий язык.

Любопытство князя Бестужева я удовлетворила. Я заметила, что Федор, вообще, не стремился вникать в женские проблемы и чаяния, он, вон, даже противостояния Татьяны и матушки не замечал. Но я его за это не винила. Не принято подобное в этом мире.

— Если вы позволите, я бы к себе удалилась, — картинно прижала ладонь ко лбу. — Устала очень.

— Конечно, Олюшка, конечно.

Брат обвел всех воинственным взглядом. Он удостоверился, а маменька и невестка мечтали полюбопытствовать. Все же без разницы какой век на дворе, всем женщинам хочется хорошенько посплетничать.

А ко всяким девичьим недомоганиям все относились с уважением. Чихнешь, а тебе и лекаря, и священника позовут.

Подхватив ничего не подозревающего кота, я ретировалась с подъездной дорожки. Видела, понимала, что ближе к вечеру меня родня навестит, но пока появилось время вытрясти из Воланда хотя бы крохи информации.

— Мяу, зачем так грубо? — возмутился черный, пушистый бродяга.

Мы были одни, вся челядь либо во дворе находилась, либо на кухне.

— Думается мне, — я внимательнее присматривалась к фамильяру, — что ты мастер от ответов уходить. Меня вокруг пальца обвел, толком ничего не объяснил, про цесаревича умолчал. Признавайся давай, что тебе известно.

Я посильнее сжала внушительную тушку. Нет, боли ему не принесла, я животных не мучаю, но намерения свои показала. Мы как раз в комнату пришли.

— Да нет у тебя ничего с цесаревичем, мамой клянусь, — истошно замяукал Воланд. — Я и сам толком ничего не знаю, я же твой фамильяр, а не Олюшкин.

Он спрыгнул с моих рук и устроился на постели.

— Совсем ничего не знаешь? — не поверила ни единому слову. — Я князя Долгорукого о чем-то спросила. Александра спасла. Как?