Заметит мое исчезновение или не заметит?
Воспользовавшись моментом, когда священник затянул новое песнопение, и «тетя» принялась с еще большим усердием возносить богу хвалу, я тихо, почти на цыпочках засеменила к выходу, бросая по сторонам взгляды. Старухи нигде видно не было, но, возможно, она все еще снаружи.
Мне повезло. Бабулька сидела там же, сгорбившаяся и неподвижная. Оглянувшись на оставшийся позади зал, я сбежала по ступеням, а опустившись на нижнюю, спросила:
— Бабушка, что вы имели в виду, когда говорили про чужую?
Она не ответила. Предпочла сделать вид, что больше я не вызываю в ней ни малейшего интереса. Даже взгляд в мою сторону не скосила, отчего я нетерпеливо воскликнула:
— Ну говорите же! Мне очень надо знать, почему вы назвали меня чужой!
Старушка чуть слышно усмехнулась и наконец соизволила прошелестеть:
— Потому что не ты, девонька, по этой земле ходить должна. Чужая ты здесь. Чужой и останешься, если…
— Если? — затаив дыхание, переспросила я.
Но нищенка опять замолчала, явно не горя желанием продолжать общаться.
Оглянувшись на церковь, из которой в любой момент могла показаться Татьяна, я быстро и с мольбой в голосе заговорила:
— Прошу, не молчите. Мне здесь действительно не место, но, может, я могу уйти из этого мира? Уйти в хорошем смысле, — уточнила на всякий случай и, немного подумав, добавила: — Короче говоря, домой вернуться.
— Может, и можешь, — неожиданно согласилась бабка, заставив сердце радостно забиться.
— И вы знаете как?
Бабулька вскинула на меня взгляд:
— Знать-то знаю, но не скажу.
— Почему?!
— За монетку могла бы, — протянула она меркантильно.
— Но у меня нет монеток…
Не бежать же за деньгами к Татьяне, та явно не поймет моих порывов и внезапного желания заняться благотворительностью.
— Значит, и у меня для тебя ничего нет, — категорично отрезала Яга.
Вот точно она! Вредная и алчная.
Я бросила по сторонам взгляд, снова оглянулась на храм, из которого доносились заунывные песнопения, после чего опустила глаза на руки и решительно стянула со среднего пальца серебряное колечко с голубым камнем.
Их у Софьи целая шкатулка, от пропажи одного кольца пустее та не станет.
— А если так? Возьмете?
— Отчего ж не взять? Возьму, — легко согласилась бабка и так быстро и ловко сцапала украшение, что я даже моргнуть не успела. Деловито повертела его на солнце, наблюдая за игрой света на гранях камня, после чего спрятала кольцо в складках своего балахонистого одеяния.
— А теперь говорите!
Еще одна усмешка и тихие слова:
— Магия тебе нужна, сила немалая. Такая, что сможет провести тебя.
— А где ее взять? И…
Тряхнув головой, нищенка нетерпеливо перебила:
— Но помни! Вернуться сможешь такой же, какой пришла, не запятнав тьмой аль грехом ни душу, ни тело.
Не запятнав тьмой аль грехом ни душу, ни тело…
— Что это значит?
— Чистой тебе надо оставаться, девонька. Не поддаваться плотским страстям и греху сладострастия, не пятнать душу ни злобой желчной, ни черной завистью.
С последним все ясно. Кому мне тут завидовать? Я вообще по натуре человек независтливый. И со злостью на некоторых венценосных личностей и чужих родителей уж как-нибудь справлюсь. Что же касается греха сладострастия…
— А замужем ведь грехом не считается? — решила разобраться.
На всякий случай. Нет, спать с Воронцовым я не собираюсь, но вдруг отвертеться от супружеского долга совсем не получится?
— Невинной девицей ты сюда явилась, невинной уйти и должна! — резко заявила нищенка и недобро, как будто обличающе зыркнула на меня из-под нахмуренных кустистых бровей.