И тут Женя посмотрел на меня. Вблизи его глаза имели оттенок больше темно-серый, чем сине-голубой. А смотреть он умел так, что сердце останавливалось...

Он снова стал меня целовать, но потом оторвался, будто что-то вспомнил, и с отдышкой сказал:

— Черт! Я так опоздаю... Не сейчас, ладно?

Я не могла ему ответить, точнее не знала, что. Не говорить же ему, что я вот так просто сама хочу с ним переспать? В таком не признаются!

Женя взял со стула свой халат, подошёл к двери и прислушался. А потом взглянул на меня:

— Не обижайся, хорошо?

И опять что отвечать? Новое чувство мешало мне трезво оценивать ситуацию. Я не знала даже, как мне себя с ним вести.

Но пока я думала, что ему сказать. И вообще должна ли я чувствовать обиду за то, что он уходит? А Женя, видимо, услышал отца и вышел из моей комнаты.

— С добрым утром, папочка! — прозвучало, как сарказм.

— Иди одевайся и спускайся вниз, — нервно прорычал отец.

Сердце моё укатилось в пятки, и мне стыдно стало до обморока.

Как теперь показаться его отцу? После ночевки его сына у меня, после покупок дорогущих вещей и этого?..

24. Глава 24

В доме Стрельцовых было заведено предлагать гостям помимо халатов и сорочек нижнее белье и колготки. Я представить не могла, сколько же они закупали вещей, ведь никогда не знаешь, каких размеров гости могут заглянуть в дом…

В этот раз меня в гардеробе ждали новые шмотки, купленные моим женишком. Примерив новый лимонный брючный костюм, я даже ощутила себя бизнес-леди. Хорошо, что я научилась себе делать простые, но красивые пучки, которые отнимали мало времени: всего пять минут.

Единственно, макияж пришлось себе делать совсем легкий, но, впрочем, я такой накладывала почти всегда. Лишь когда оставалась работать ночью, то красилась посильнее. Обычно в такие смены приходили вип-клиенты, а для них надо выглядеть соответственно.

Спускалась, а сама думала, ведь сразу они поймут, что я в дорогой одежде. Скажут еще, что их на деньги развожу!

А с другой стороны Женя прав… Я бью по их имиджу своими шмотками из растаможки…

Услышав дрожащий от нервов голос своего начальника, я тут же вспомнила утро, и мне стало безумно стыдно перед всеми. Поэтому от страха я побоялась входить в столовую. И несколько минут стояла перед закрытыми дверями, слушая, как Павел Олегович отчитывает сына. Судя по всему, моего начальника больше всего поражала быстрая готовность жениться на абы ком, лишь бы досадить отцу. И Павел Олегович внушал сыну, что я — человек, а не очередная, как он выразился, развлекаловка.

Что меня поразило, так это то, что Женя ему не отвечал, а повторял:

— Угу, угу, понял.

И это его отца еще больше сбивало с толку:

— Полюби, прежде чем с ней в постели кувыркаться!

— А чего тебя так это беспокоит?— спросил отца мой жених. — Я же женюсь на ней! Даже в твои времена это спасало честь женщины. Формальности все соблюдены.

— Она не шлюшка тебе! — ударил мой хозяин по столу.

— Тогда зачем ты мне ее подсунул? — усмехнулся Женя. — Не вижу логики! Не думал, что она влюбится в меня?

Тут дверь передо мной распахнула служанка.

Второй раз я уже пожалела, что не носила с собой качественный тональный крем. Ведь могла намазаться, и другие не увидели бы как я краснею, словно монашка, оказавшаяся нечаянно на одной сцене со Шнуровым.

— Доброе утро, Наташенька, — Павел Олегович поднялся и пригласил меня войти.

От стыда мои щеки еще больше пылали, а я старалась даже не смотреть в сторону Евгения. Меня беспокоило то, что он понял, что творилось в моей душе. Мой жених точно был уверен в моих чувствах к нему! И так спокойно это принимал, словно не видел проблем…