А напротив стоит мужик. То есть суженый, то есть психопат… а может, это я свихнулась?

Поглядев на меня, мужик отошел, вернулся с кубком и предложил его мне.

— Выпей настоящего вина.

— Н-не хочу…

— Выпей, тебе надо.

Я посмотрела на кубок. На мужика. На камин. И снова на мужика.

— Отпусти меня, — прошелестела едва слышно; в голове переплелись ужас, неверие и страшилки о гаданиях. — Кто соображает в шестнадцать лет? Это была просто забава с зеркалом.

— Ритуал, — возразил мужик. — А точнее, нарушение границ. Ты не жертва, а преступница.

— Я не понимаю….

— Как у вас говорится? «Незнание закона не освобождает от ответственности».

— Кто ты?

— Твой суженый-ряженый, — усмехнулся он – или оно?

Я покачала головой и закрыла глаза. Этого не может быть, это нереально… это сон. Да, сон! Я ущипнула себя за руку и открыла глаза. Суженый, блин, ряженый теперь был еще ближе ко мне; он оперся о кресло руками, как раньше о ванну, и смотрел в мое лицо. Я в свою очередь смотрела в его лицо. Человеческое лицо? Или маска, под которой скрывается нечто ужасное?

— Кто ты? — вымолвила я.

— Морхорн.

— Это имя или вид занятий?

— Имя, — улыбнулся он; меня порадовало, что у него обычные зубы. Да и то, что глаза просто светло-серые, а не какие-нибудь желтые с вертикальными зрачками, это тоже успокаивает. Если, конечно, то, что я вижу – настоящее.

— Кто ты, Морхорн?

— Менориец. Для тебя – бог по своим возможностям. Теперь назови свое имя.

— Нелли.

— Нелли, — протянул он. — Ты в моем мире и твоя жизнь отныне принадлежит мне. В моем праве убить тебя или оставить жить. Не бойся – ты будешь жить. Для меня.

Я бы думала эффективнее, не нависни этот менориец надо мной; его длинные волосы свесились вперед, занавесью закрывая от помещения.

— И что это значит – жить для тебя? — шепнула я.

Морхорн потянулся ко мне, и когда я зажмурилась, молвил на ухо:

— Скоро узнаешь.

Я так и не открыла глаза, вжалась лицом в ленивца, пахнущего домом; Морхорн отстранился наконец-то, снова взял кубок и подал мне.

— Выпей вина. Я распоряжусь принести еду. Что ты предпочитаешь на обед?

— Мясо…

— Дичь, рыбу?

— Любое…

— Хорошо. Отдыхай; я приду позже.

Я несмело открыла глаза; мой жуткий похититель направился, судя по всему, к выходу из помещения. Но вот он остановился, посмотрел на меня с подозрением и предупредил:

— Бежать некуда, сопротивляться бесполезно. Так что без глупостей. И имей в виду, что в моей власти поднять твой труп и вернуть в него твою душу. Если попробуешь себя убить, станешь зомби. Так это у вас называется?

— Да… — шокированная, ответила я.

— Трупы мне не нравятся, даже красивые. А вот живая женщина – это приятно. Собственно, это и есть твоя главная задача – быть для меня живой и приятной. Быть для меня. Понимаешь?

— Да.

— Тогда скоро увидимся.

Он убрался, я выдохнула, вжалась лицом в ленивца и попыталась поплакать: мне обычно всегда становится легче после слез и голова проясняется. Только вот ни одна слезинка не показалась, и настал Его Тормозейшество Ступор. Сколько я сидела так, в кресле, с ленивцем, не знаю; ожила, только когда послышались шаги. Обернувшись, я увидела девушку, обычную девушку лет двадцати с волосами, заплетенными в косы, и в длинном платье. Девушка подошла к столу, что неподалеку от камина, опустила на него поднос с едой и, поклонившись мне, собралась уйти.

— Стой! — вырвалось у меня; оставив ленивца и поднявшись из кресла, я подошла к девушке. — Ты человек?

— Нет, госпожа, — учтиво ответила она, хоть и очевидно испугалась меня. — Человек – это вы.

— А менорийцы кто?