– Ты и так дома, дорогая сестренка.
А сарказма-то море. Брррр…
Да и сколько можно! То Изабелла, то вот сестренка.
– Вы здесь главный? – вперила взгляд в мужчину.
Симпатичный, гад. И глаза красивые. Линзы? Откуда же еще взяться такому чистому зеленому цвету.
– Сейчас я, – и улыбочка на губах.
– Телефон принесите. Иначе… – ну даже и не знаю, что будет иначе. Что я там могу? Заявление в полицию их, по всей видимости, не проняло. Глупо думать, что Судом по правам человека напугаю. Где Европа и где мы. Вот и гад понимает, что нечем-то мне ему пригрозить. Руки на широкой груди скрестил и лыбится. Ладно, если на мои права им начхать, то может, на свои еще нет.
И я сняла туфли. Устраивать истерики – не мой вариант. Никогда таким не страдала. А тут вдруг захотелось, аж до зуда. Ну, «хрустальной» туфелькой я в рыжего гада и запустила. И зажмурилась. Чего я творю-то, мамочки!
– Выпустите меня отсюда немедленно! – а голос у меня всегда такой был? Сначала я подумала, что это от переживаний он изменился. Но не может же поменяться настолько.. Или может?
– Ну, Изабелла…
– Никакая я не Изабелла! – и вторую туфлю запустила. Уже прицельно и глаза не закрывала.
Мужчина увернулся и разразился смехом:
– Странно, а ведешь себя в точности, как она! И выглядишь так же. Волосы рыжие, глаза зеленые, выражение лица стервозное.
Стервозное!? У меня-то? Так. Стоп. Чего он там до этого сказал? Рыжие и зеленые… Ну вот на этом он сейчас и погорит. И рванула из тугой прически – кто и зачем там кос наплел? – локон. Вылетела шпилька.
А вот прядка и правда оказалась рыжей.
– Вы что, меня покрасили?! – от моего вопля отступил даже мужик, а Худая и Толстушка аж к дверям шарахнулись. – Где тут у вас зеркало?!
И повернулась в указанном направлении. Точно – вот же трюмо. Совсем разволновалась и соображать перестала.
Из отражения на меня смотрела… не я.
– Какого…. Подняла руку, и двойник повторил движение. Затем моргнул вместе со мной. И нос потер.
Шок ледяной волной расползался по телу.
– К-к-кто это?
– Ты, конечно же.
– Это не могу быть я! Слышите! Это не я! – и махнула рукой в сторону зеркала. Горячая волна пробежала по пальцам, а потом оно взорвалось искрами осколков.
Ноги подкосились, и я опустилась на пол.
4. Глава 4. В которой выясняется, что попаданство карается смертью
Меня бил озноб. Я рыдала, размазывая слезы по лицу, и не могла успокоиться. Не хотела. Все происходящее вокруг воспринималось краем сознания. Вот мужчина прикрикнул на служанок. Он требовал, чтобы нас оставили вдвоем, а те слабо упирались, настаивая, что это запрещено этикетом. Закончилось все тем, что дверь с грохотом распахнулась – как с петель только не вылетела – и, подгоняемые ревом «Вон!», женщины опрометью бросились прочь.
Какое-то время ничего не происходило. Потом рыжий подошел и мягко опустился рядом. Я чувствовала его взгляд и только старательнее прятала лицо в ладонях. Тогда он сжал мое запястье и отвел руку, заглянул в глаза. Наши взгляды встретились, и показалось, что я ухнула в ядовитую зелень, как в трясину. И сошлась над головой тягучая ряска.
Миг. Еще. И еще – долгий, будто вечность.
Морок спал. Меня отпустили. Мужчина хмурился, и морщины залегли между бровей.
– Что происходит? – выдавила со всхлипом. – Я не Изабелла, клянусь. Это не мое… не мое тело.
– Возможно, и не она, – губы кривятся, не то в улыбке, не то в оскале. – А кто тогда?
– Лера Соколова. Студентка, второго курса. Живу в Вольске. Учусь там же.
– Так уж и студентка?
Кивок.
– Вольск? Хм, не припомню. Где это?