Такого гаража я еще не видела: стены обиты деревянными панелями, на полу – изображение дракона, выложенного дорогой итальянской плиткой.
– Даже не верится, что это предназначалось для гаража. – Я покачала головой.
– Дверь гаражная. – Лейтенант вытащил еще какие-то ключи. – Неплохое местечко, а? И только для того, чтобы ваша тачка не промокла от дождя.
В гараже явно недоставало свежего воздуха и пахло пылью, зато не было ни пятнышка грязи. Отсутствовали и привычные для такого помещения вещи: газонокосилки или другие хозяйственные инструменты. Только в углу нашлось место для щетки и садовых грабель. Гараж скорее напоминал выставочный зал автосалона, в центре которого красовалась черная «хонда». Сияющая чистотой, машина выглядела совершенно новой, как будто на ней и не ездили.
Марино открыл переднюю дверцу:
– Будьте добры, садитесь.
Я без колебаний опустилась на мягкое сиденье, обтянутое кожей цвета слоновой кости.
Лейтенант отступил от машины.
– Ты просто посиди, ладно? Освойся. Оглядись. Постарайся ее почувствовать. А потом скажи, что приходит на ум.
– Хочешь, чтобы я ее завела?
Марино подал ключ.
– Тогда, пожалуйста, открой гаражную дверь, чтобы мы здесь не задохнулись.
Он нахмурился, оглянулся и, отыскав взглядом панель, нажал нужную кнопку.
Машина завелась, что называется, с пол-оборота. Двигатель сначала рыкнул, потом довольно заурчал. Заработало радио, зашумел кондиционер. Топливный бак был полон на четверть, спидометр показывал, что «хонда» прошла меньше семи тысяч миль, верхний люк оставался в приподнятом положении. На приборной панели лежала квитанция из химчистки, датированная 11 июля, когда Берилл сдала туда юбку и жакет. Вещи она, наверное, так и не успела забрать. На пассажирском сиденье я нашла чек из магазина от 12 июля. В тот день, в десять сорок, Берилл купила кочан салата, помидоры, огурцы, рубленый бифштекс, сыр, пакет апельсинового сока и пачку мятных конфеток. Покупка обошлась ей в десять долларов и тринадцать центов. Сдача с десятки составила восемьдесят семь центов.
Под чеком лежал узкий белый конверт. Пустой. Пустым оказался и светло-коричневый футляр из-под солнцезащитных очков «Рэй-Бэн».
На заднем сиденье я обнаружила теннисную ракетку «Уимблдон» и смятое белое полотенце. По махровой кайме маленькими синими буквами шла надпись «Теннисный клуб “Уэствуд”». Это же название было и на красной виниловой сумочке, лежавшей в шкафу в спальне Берилл.
Верный себе, самое главное Марино приберег «на потом». Я знала, что лейтенант уже все просмотрел и хочет, чтобы я увидела то же самое и высказала свое мнение. То, что он показывал, не было уликами. Убийца не заходил в гараж. Марино бросал приманку. Точнее, размахивал ею передо мной с того момента, когда мы вошли в дом. Меня эта привычка, мягко говоря, постоянно раздражала.
Я выключила двигатель, вышла из машины и толкнула дверцу, которая не захлопнулась, а закрылась, мягко, солидно, едва слышно.
Лейтенант выжидающе смотрел на меня.
– Есть пара вопросов.
– Валяй, док.
– «Уэствуд» – эксклюзивный клуб. Она была его членом?
Кивок.
– Ты проверил, когда она приходила туда в последний раз?
– В пятницу, двенадцатого июля, в десять утра. Занималась с инструктором. Брала один урок в неделю. Больше ни с кем не играла.
– Насколько я помню, Берилл вылетела из Ричмонда рано утром в субботу, тринадцатого июля, и прибыла в Майами в начале первого.
Снова кивок.
– Итак, она позанималась с инструктором и отправилась прямиком в магазин. Потом, вероятно, сходила в банк. Так или иначе, но в какой-то момент после похода в магазин Берилл вдруг решила уехать из города. Если бы она хотела остаться, вряд ли стала бы запасаться продуктами. Съесть купленное она не успела, продукты в холодильник тоже не убрала. Очевидно, выбросила все, кроме бифштекса, сыра и, возможно, мятных конфет.