– Насчет Оттона – после. Откуда родом ваши родители?

– Отец, Карл Фридрих Крайзе, – коренной бранденбуржец, точнее, ленинец. Плавал на торговых судах. Часто посещал Одессу, где у родственников, переселенцев из Германии, в селе Мариендорф познакомился с моей матерью. Мать – русская, хотя в Германии отец сделал ей документы, подтверждающие, что она является дочерью германских колонистов.

Вот так взял и брякнул – «бранденбуржец»! Даже не запнулся!.. Хорошая подготовка. На скрытую издевку «ленинец» я постарался не обращать внимания.

Пока.

– С какой целью ваша мать поменяла национальность?

– Вынужденная мера, иначе меня не приняли бы в гитлерюгенд. Возможно, и приняли, но после принятия расовых законов ни о какой серьезной профессиональной карьере мне и мечтать не приходилось, а так всех устроило, что лучший выпускник нашей ленинской гимназии – полноценный ариец и может с честью послужить рейху.

– Вы мечтали послужить рейху?

– Еще как, господин комиссар, не знаю вашего звания…

Я рискнул:

– Называйте меня господин обер-лейтенант.

Он не без сомнения глянул в мою сторону

– Господин комиссар, я понимаю, без проверки нельзя. Мне есть столько рассказывать, что, может, лучше я изложу свою историю на бумаге?

– Ага, «есть столько рассказывать…» Уже кое-что!

– Глупости, – разозлился я, – вшей гоняешь!

– Бумага от нас никуда не денется, Крайзе. Вы обязательно изложите на бумаге, но беседа тоже необходима.

В следующее мгновение у меня в голове стукнуло – «…это понятно. Без бумажки я букашка…».

Со мной такое случается.

Я как-то поделился с Мессингом этой странной привычкой изредка опознавать чужие мысли. Вольф Григорьевич успокоил меня – бывает! – затем поделился ценными, добытыми опытным путем рекомендациями. Прежде всего, не следует пугаться такого рода феноменов, не надо пытаться подыскивать им научное объяснение. Второе – доверяй первому впечатлению, оно наиболее верное.

Этого хватило, чтобы я поверил Крайзе.

Вот так взял и поверил этому гитлерюгенду, мечтавшему сражаться за тысячелетний рейх, сумевшему получить фашистскую Бронзовую медаль за храбрость – вероятно, он метко стрелял и погубил не одного нашего бойца. Но то, что он не есть засланец и готов позволить просветить ему мозги, – это был факт, и факт убойный!

Мы беседовали около двух часов. Крайзе рассказывал, я старался как можно точнее запомнить его историю, которую потом сразу записал по памяти.

В руководстве сверили два наших отчета – мой и Крайзе. Сверяли лучшие аналитики из управления Фитина, сверяли тщательно, до мельчайших деталей. Для этого пришлось подключить Закруткина-старшего, знатока географии и внутренней жизни германского рейха. Я думаю, в самом рейхе таких специалистов, как полковник Закруткин, раз два и обчелся.

Он уверенно подтвердил – пленный не врет.

Немецкие товарищи из «Свободной Германии» и сотрудники по нелегальной части подтвердили участие фрау Марты в акциях Ротфронта в двадцатых годах, муж ее погиб в стычке с СА. С этой стороны у Крайзе тоже все было чисто.

Оставалось последнее средство.

Первым о нем заговорил Берия».

Из воспоминаний Н. М. Трущева:

«Новый, 1944-й, год мне повезло встретить в кругу семьи. Это были незабываемые минуты. Конечно, хотелось пригласить друзей, но это было невозможно. Кто был на фронте, кто за линией фронта, а самый закадычный, Вольф Григорьевич Мессинг, когда-то спасший мою Светочку от немоты, не высовываясь сидел в Новосибирске, где выступал по госпиталям и подбадривал наших солдат и офицеров, демонстрируя им «психологические опыты».