Вера Игнатьевна сняла очки, положила их на стол и закрыла лицо руками. Минуту я сидела, не в силах даже вдохнуть. Боялась, что она плачет, что её сердечный приступ хватит. Но мама убрала руки и высказала мне с металлом в голосе.
— Значит так. Отцу ничего не говори, он будет против аборта. Завтра пойдёшь в консультацию и лепи там, что хочешь, но получи направление. Срок большой? Если нет, то хватит одной таблетки и пары-тройки дней в стационаре. Не растаешь, не сахарная. И впредь научишься предохраняться, раз уж повзрослела. Женщиной стала. Дурой очередной! Чем ты думала? Отвечай!
Я ушам своим не верила. Уверена была, что родители даже не заикнуться об аборте, а тут такой сюрприз. Неприятный до ужаса. Мама упёртая. Если решила, что мне рожать нельзя, то будет мозг чайной ложкой есть, пока я сама не побегу записываться в консультацию.
— Видимо, тем же, чем ты, когда подумала, что я убью своего ребёнка, — слишком резко ответила я. — Не будет аборта, мама. Я рожу и воспитаю малыша.
“Как воспитаешь? На какие шиши?” — вопрошал внутренний голос.
Ничего, справлюсь как-нибудь. Заказов хватает, с голоду не умрём.
— Кому ты потом с ребёнком нужна будешь? — прикрикнула она и стукнула ладонью по столу. — Думаешь, очередь из желающих взять бабу с прицепом выстроится? Нет, милая моя, никому твой ребёнок не сдался. Воспитает она! А о нас с отцом ты подумала, воспитательница? Для этого он на две ставки работал, горбатился как проклятый? Хочешь диплом дизайнера — на тебе, пожалуйста, деньги на учёбу. Хочешь творчеством заниматься — конечно, оборудуем твою комнату под мастерскую. Совсем обнаглела! На шею села и ножки свесила.
— Всё, хватит! — я сложила руки на груди. — Вернёмся к обсуждению вечером, когда папа придёт с работы. Если он тоже будет против, я съеду, чтобы не сидеть ни у кого на шее.
3. Глава 3. Сумка Золушки
Прошёл месяц, а Олег снова сидел в пабе Ливерпуль и напивался от тоски. Вроде всё было нормально, готовился новый курс, Артём суетился с рекламой, но внутреннего драйва как не было так и нет. В наваристом супе жизни чего-то не хватало.
“Жениться тебе надо, сынок”, — проворчала бы мама.
Но она жила в своей деревне и не хотела жертвовать привычным комфортом ради того, чтобы поддерживать сына. Приходилось самому справляться. Убеждать себя, что всё хорошо. Что тридцать лет — самый расцвет и всё ещё впереди. Но проклятое одиночество сидело занозой в груди. Нет, сорок кошек ему не грозило, часики не тикали, но приятного тоже было мало. Огромные апарты в двести квадратов оставались пустыми и холодными. И всё чаще появлялся вопрос — а для чего он делает свои миллионные запуски? Вернее, для кого? Себе уже давно всё доказал, всего добился. Что дальше-то?
— Новые вершины, — философски усмехнулся Останин и обвёл мутным взглядом публику в баре.
Никого не узнавал. И сколько не пытался осторожно навести справки, никто не выдавал Скарлет. “Мало ли рыжих девушек сюда ходит. Особые приметы есть?” Не было их. Если не считать таковыми увлечённость кельтикой и Хэнд Мейд сумками. Что он о ней знал? Ничего. Почему пытался найти? Сам не знал, что-то зацепило. Они прекрасно подходили друг другу. Со Скарлет он чувствовал себя так легко, как ни с кем. Но прошёл месяц. Она могла вернутся к бывшему или найти кого-то другого.
“Лузер ты, Олежа, — смеялось подсознание голосом Артёма. — Лу-у-у-зер!”
Обычно он уходил от девушек. Молча, по-английски. Но тут с ним не захотели быть. И жгло это нестерпимо. Найти её стоило хотя бы затем, чтобы снова затащить в постель. Или сходить вместе на фестиваль фолк-музыки. Напиться там чёрного-причёрного эля, танцевать ирландские танцы. С такими девушками не было скучно. Сколько ни заводи тем для разговора, она всегда найдёт, что ответить. А потом снова исчезнет, как фейри в тумане по утру.