Заводя еще одну игрушку, он обратился ко мне:

– Взгляни-ка на эту. Только вчера ее получил. Абсолютно замечательная. Абсолютно.

Он поставил игрушку, и я увидел, что это была металлическая собака с лапами на шарнирах, при помощи которых она, медленно кувыркаясь, передвигалась по столу. Когда он смотрел на нее, глаза его горели от восхищения.

Оглядев комнату, я увидел, что игрушки были повсюду. Одна из стен была украшена книжными полками, но книг на них не было. Вместо них – пестрая коллекция миниатюрных заводных машинок, грузовичков, статуэтки и жестяная мельница, основным предметом гордости которой были, очевидно, вертящиеся лопасти. В углу две марионетки свисали с крючка – чтобы не перекрутились их ниточки, в другом углу – кукла-чревовещатель, заботливо посаженная на табуретку.

Я снова взглянул на стол, и как раз вовремя – собака медленно переворачивалась последний раз. Ее пружина раскрутилась до конца, позволив собаке сесть на задние лапы и поднять передние, словно прося одобрения за свои трюки.

Студень Джордан поглядывал на меня, широко ухмыляясь:

– Ну, разве это не абсолютный абсолют? Я сразу почувствовал к нему симпатию.

– Обалденно, – ответил я.

– Значит, ты хочешь присоединиться к работе у братьев Сомбра? – спросил он, откинувшись в кресле, как только я сел в другое.

– Да, сэр.

– Я так полагаю, что ты вовсе не концессионер со своей собственной лавочкой, который хочет купить право на место.

– Нет, сэр. Мне только семнадцать.

– Ой, только не надо ссылаться на молодость! Я знавал концессионеров не старше тебя. Одна крошка начала в пятнадцать с «веселыми весами». Язык у нее был подвешен отменно, простаки шли как зачарованные, и дела у нее пошли на лад – присоединила к своей маленькой империи еще пару небольших аттракционов, а в твоем примерно возрасте смогла осилить покупку «утиной охоты», а «утиная охота» – штука не из дешевых. Тридцать пять тысяч, так-то.

– Ну, думаю, по сравнению с ней меня можно считать в этой жизни неудачником.

Студень Джордан ухмыльнулся, ухмылка его была добрая.

– Ну тогда ты, должно быть, хочешь стать работником у братьев Сомбра.

– Да, сэр. Или, если кому из концессионеров требуется помощник, не важно для чего…

– Мне кажется, что ты всего лишь бык, ходячий мускул, каких пруд пруди. Вряд ли способен на большее, чем раскрутить «бомбардировщик» или чертово колесо, – разве что на погрузке-разгрузке стоять да таскать оборудование на своем горбу. Я прав? Кроме пота, ты ничего предложить не можешь?

Я подался вперед в кресле.

– Я могу работать с любым фокусом на ловкость, какие только существуют на свете, любой аттракцион на победителя. Я управляю «мышкой в норке» ничуть не хуже других. Я могу быть зазывалой, у меня, черт возьми, это выходит лучше, чем у двух из каждых трех, кого я видел, кто зарабатывал на хлеб глоткой во всех труппах и шапито, где я работал. Я, конечно, не утверждаю, что я прирожденный балаганщик из тех, что работают на лучших карнавалах вроде вашего. Я прекрасно подойду на роль Мужика в «облей одним ударом» – во-первых, потому, что не боюсь промокнуть, а во-вторых, потому, что умею хамить простакам не грубо, а весело, а на веселое они всегда лучше реагируют. Я много чего умею делать.

– Ну-ну, – заметил Студень Джордан, – как видно, боги нынче улыбаются братьям Сомбра. Черт меня возьми, если это не так – послать нам такого замечательного молодого мастера на все руки. Абсолютно замечательно. Абсолют.

– Можете шутить надо мной сколько угодно, мистер Джордан, но, пожалуйста, найдите мне что-нибудь. Я даю слово, что не разочарую вас.