– Как тебя зовут? – это адресовано уже ей.

Не дожидаясь ответа, парень опрокидывают стакан и практически одним глотком осушает половину. Лёд стучит, как кости, о стенки и дно.

– Я закурю. Ты же не против?

Вопрос риторический, потому что между сухими губами сигарета уже зажата. Щелчок зажигалкой и по воздуху поплыл тот самый мерзкий трупный смрад, который тут пропитано всё и вся – запах шмали.

– Хочешь? – протягивает ей.

Николь молча мотает головой.

– Зря. Нормальная трава. Бывает хуже, – морщится он, запуская руку в карман брюк.

– Где ты это взял?

Николь спрашивает это исключительно затем, чтобы не молчать. На самом деле ей плевать, откуда он его взял и куда сам свалит через пару-другую минут.

– На танцполе, – бледные пальцы небрежно ссыпают пепел в прозрачную пепельницу. – Здесь косяк стоит дешевле коктейля. Ты чего не пьёшь?

Николь пожимает плечами, не зная, что сказать.

– Странная ты какая-то. Так и не сказала, как тебя зовут?

– Я и твоего имени не спрашиваю.

Он собрался представиться, но Николь зажала ему рот рукой. В светлых глазах парня промелькнуло удивление.

Она не хотела знать его имени. Потому что ночь длилась достаточно долго и до рассвета оставалось всё меньше.

– Не нужно имён, – улыбнулась она.

До рассвета всё меньше времени. Зачем суетиться и что-то искать? Почему бы и не этот смазливый, слащавый мальчик? Если всё пойдёт не так и обернётся самым неприятным образом, любая экспертиза покажет, что в парне этом столько алкоголя и наркоты, что смерть вполне логичное завершение подобного бездумного прожигания жизни.

– Пойдём, потанцуем? – схватила она парня за руку.

Он не сопротивлялся. В несколько коротких затяжек дотянул косяк, осушил стакан и последовал за ней.

Музыка вместе с лучами света обрушиваются, как лавина. Дезориентируют. Руки блондина поддерживают, направляют, прижимают Николь к его разгорячённому, чуть влажному телу. В неоновых лучах лицо парня кажется избыточно бледным, а глаза, из-за расширенных зрачков, слишком тёмными.

Громкая музыка и ритм ударников током бежит по телу.

Наверное, зря она не попробовала коктейль? Было бы легче сделать то, что наметила. Но вот только сниженный самоконтроль уменьшал шансы парня остаться в живых.

– У тебя отличное чувство ритма, – он словно бы случайно прижимается ближе, теснее, жарко дыша Николь в ухо.

По-мальчишески гибкий, стройный. В вороте распахнутой рубашки виднеются острые ключицы и мышцы шеи. Николь внезапно поймала себя на мысли, что будь у неё клыки, она бы сейчас с радостью вонзила их в тёплую кожу…

– Ты не слишком разговорчива, – его улыбающееся лицо с расширенными зрачками совсем близко. – Обычно девчонки любят поболтать.

Только не с тем, кого, возможно, собираются убить. Чем меньше знаешь о своей жертве, тем лучше. Ненужно думать о нём как о ком-то, кто может думать и чувствовать. Как о ком-то, кого дома ждёт мать и любит так же, как Сальма любила Николь.

Чтобы заткнуть ему рот, чтобы добавить градус к тем лёгким пузырькам, что уже плясали в её в крови, Николь прижалась губами к его губам. Они раскрылись навстречу горячо и жадно. Сухие, горячие, пахнущие свежим алкоголем и возбуждением.

Руки парня жадно сжимаются вокруг её талии, притягивая к себе.

Они продолжают двигаться. Медленно, рядом друг с другом, не размыкая рук, не отрывая губ. У парня кожа под рубашкой тёплая, гладкая, мягкая на ощупь. На мгновение Николь охватывает желание расписаться на этой белизне острыми чёрными когтями, вычерчивая глубокие ссадины. Захотелось увидеть страх в его синих глазах.