Ведь я уже всё решила тогда, в храме, после беседы со жрецом или кто это был, неважно. Важно то, что мы с князем разные. У нас нет возможности жить вместе в одном мире. Наши отношения были изначально обречены.

Его слова и обвинения. С частью из них я согласна, но остальные безосновательны. К тому же он не дал мне никаких объяснений, а сразу набросился с упрёками и криками. Взрослые люди так не разговаривают.

Но и я хороша. Чем думала, когда бросилась к нему? Полагалась на чувства. Что я знаю о магии? Ничего. Понадеялась на того, кто сказал, что цветы с божественной силой, но князь заявил, что они пустые. Тогда почему мы не погибли? И эти золотистые всполохи в его магии. Раньше она была только одно цвета – синего. Либо он мне врёт, либо я действительно чего-то не знаю.

В лёгких заканчивается кислород. Выныриваю. Как вода стекает с меня, так и все мысли уходят из головы. Больше об этом думать не буду. Хватить пилить опилки.

Искупавшись, выхожу в гардеробную. И первое, что бросается мне в глаза, – веточка из Арки и… брошка. Они лежат на туалетном столике. Солнечные лучи освещают их, как прожектор на сцене.

Выбегаю в спальню. Никого. Мчусь из неё в гостиную. Сарика лежит на диване. При моём шумном появлении она приподнимается и все своим видом демонстрирует, что готова меня слушать.

– Кто-нибудь приходил?

– Нет, – она хмурится и садится.

Потом и вовсе в её руке появляется зелёный шар. Телохранительница минуту внимательно смотрит на него и уже уверенно говорит:

– Защитный контур не нарушен. Значит, никто посторонний сюда не проникал.

Я поджимаю губы, чтобы ничего не ляпнуть, и быстро возвращаюсь в гардеробную. Начинаю одеваться. Мне кажется, что, пока я мылась, в комнате кто-то был.

Кладу снова брошку в ящик тумбочки. А вот веточку вплетаю в волосы. Задерживаю взгляд на одном из цветков.

Пальцем касаюсь края лепестков. Я чувствую необъяснимое тепло. В моём мире растения холодные, они гибнут в руках человека. Эти же столько времени провели сорванными и всё ещё не завяли ни на грамм.

Что это, если не магия?

Однако есть более важные дела. Судейские.

Когда я оделась, отмечаю, что уже довольно поздно, но судейские обязанности никто не отменял.

В гостиной объявляю Сарике:

– Вызови, пожалуйста, распорядительницу. Мы не выставили оценки, – и выхожу в коридор.

Телохранительница едва за мной поспевает. Однако я далеко не ухожу. Стучу в первую же дверь. Затем во вторую, в третью и четвёртую.

Первой открывает Ай Семь. Её взлохмаченная голова появляется после того, как её охранница проверила, что всё в порядке.

– Все уже спят, – бурчит спросонья она.

Второй, как ни странно, выходит Стамийская. Клеопра не выглядит сонной. Скорее уж сосредоточенной. Впервые на её лице я вижу морщинку, вертикально расчертившую её лоб над переносицей.

Рена выглядывает третьей. Она серьёзна и собрана. Коротко кивает.

Мы все одновременно всматриваемся на последнюю дверь, оставшуюся закрытой. Клеопра не выдерживает и подходит, чтобы постучать ещё раз.

– Ой, а вы уже собрались оценки выставлять? – нежный голос иль Лалибет за моей спиной вынуждает меня подпрыгнуть и схватиться за сердце.

Разворачиваюсь и смотрю на неё. На ней до сих пор было бальное платье, в отличие от других судий. Куда-то ходила в то время, как другие сидели по покоям? Рядом с ней я не вижу её телохранительницы. И одна? Смелеет. Но, пожалуй, самое странное в поведении Монашки – это её улыбка. Она широко улыбается. И сейчас выглядит намного моложе, чем я предполагала в начале нашего знакомства.