Природно-климатические потрясения последних лет – гололед зимой 2013/14 и вспышка сибирской язвы летом 2016 г. – встревожили ненецкое сообщество и причастные к оленеводству службы настолько, что речь зашла о кризисе. Однако ни ненцы, ни их олени не повинны в гололеде и сибирской язве. Пожалуй, лишь глобальное потепление может претендовать на роль фактора или провокатора этих бедствий. Ответом на тот и другой вызовы стали маневры кочевников, представляющие как научный, так и практический интерес.

В антропологии эффект движения сопоставим с правилом динамического равновесия в физике и экологии, причем баланс кочевья как целостной композиции достигается именно в условиях сложной динамики. Кочевое общество устойчиво в движении. Стоит кочевнику остановиться, он тяжелеет мыслями и телом, теряет свои конкурентные преимущества. Кочевые технологии в полной мере проявляют свои достоинства именно в состоянии динамики, уступая первенство иным технологиям в состоянии статики. Существует и обратная зависимость: технологии, удобные для статики (например, оседлости), не всегда эффективны в динамике (кочевье). Кочевые технологии основаны на движении, которое придает жизненным стратегиям людей и функциям вещей особые качества, нереализуемые в состоянии покоя и статики. Например, достоинства каравана (аргиша) или конструкции нарты обнаруживаются только в условиях кочевья.

На системном уровне эффект движения проявляется в том, что метафора «ненецкое кочевье парит над тундрой» приобретает черты реальности. Искусство выпаса большого стада оленей в низинной тундре Ямала, особенно в летнее время, состоит в мастерстве оленеводческой навигации, задающей стаду ритм и направление постоянного движения по свежим пастбищам.

Для этого летом, в период нагула, ямальские оленеводы выпасают стадо вокруг стойбища на площади радиусом около 5 км, каждый раз отгоняя оленей на новый участок, следующий по солнцу за предыдущим. Пастухи во время своего дежурства направляют стадо на ночь вдаль от стойбища, днем – к стойбищу. Следующий дежурный вновь отгоняет стадо на 5–7 километров от стойбища, правее (по солнцу), причем возвращает стадо не по своему следу, а еще чуть правее. Так возникает рисунок выпаса, напоминающий кружево или лепестки. Обычно таких лепестков вокруг стойбища оказывается 3–5, прежде чем стойбище снимается и переходит на новое место, на расстояние 7–10 км. Вокруг нового стойбища стадо вновь начинает описывать петли-лепестки, затем бригада кочует на новое место, и снова пасет стадо вкруговую посолонь. В этой очередности образуется «лепестковый дизайн» движения стада.

Главное достоинство этого стиля движения состоит в его экологичности. Стадо, даже крупное, в несколько тысяч голов, при таком вращении не травит пастбище, а сохраняет его по ненецкой пословице я пуна хаёда (земля после нас остается). Это достижимо только в постоянной динамике. Если то же стадо остановится (например, надолго сгрудится вокруг чумов), оно «втопчется и вроется» в землю. Тогда с тундрой произойдет то, что передается другой ненецкой поговоркой: яда тахабэй (земля перевернута). По словам мастера оленеводства Сергея Сэротэтто, «когда у чума пасется большое стадо, начинается копытка» (necrobacillesis). Оленевод Токча Худи убежден: «Летом, чтобы олени не болели, нужно каслать через один-два дня: пастбище должно быть чистым».

Этот «кружевной стиль» создает тот самый эффект движения, который можно считать одним из основных принципов кочевых технологий: в статике стадо губит тундру, извлекая из подтаявшей мерзлоты болезнетворных бацилл, а в динамике проходит ее благополучно и экологично, будто на воздушной подушке. Не исключено, что отмечаемый ныне экологами рост песчаных обнажений и других экологических повреждений тундры – следствие не только и не столько большого числа оленей, сколько их недостаточно мобильного и искусного вождения. Сам по себе эффект перевыпаса может быть дополнительно изучен и проанализирован с позиции мобильности, а не только формальной статистики поголовья стад.