– Послушайте! Ведь это, наконец, подлость! – вспыхнул управляющий и вскочил с места.

– Чем же подлость-то?

– Как чем? Мало ли, что говорят за глаза, а вы хотите передавать.

– Не за глаза, Иван Алексеевич, а в глаза… Вы мне, жениху, в глаза это сказали. Должен же я…

– Ну, довольно, довольно… Вы этого не посмеете сделать, – перебил Стукина управляющий.

– Да отчего же не посметь-то, Иван Алексеевич?

– Оттого, что вы не дурак… Оттого… оттого… Оттого, что вы понимаете, что служащий не должен ссориться с управляющим.

Стукин захихикал.

– Да я, Иван Алексеевич, и не хочу ссориться, да вы-то вот…

– Что я? Что я вам такое сделал?

– Да как же-с… жениху – и вдруг про невесту прямо в глаза такие слова: двусмысленного поведения!

– Полноте, полноте…

– И наконец, помимо того, что Матильда Николаевна – моя невеста, она дама нашего директора и даже вашего начальника.

– Будет вам, говорят вам… Бросьте…

– Я брошу, а только уж и вы меня… Так как же, Иван Алексеевич, насчет годового оклада?

– Да ведь вы несообразно просите. Уж ежели бы полугодовой…

Стукин вздохнул.

– Ну давайте уж хоть полугодовой, – махнул он рукой. – Ведь и годовой-то – всего только семьсот двадцать рублей… Ну, я согласен на полугодовой. Потрудитесь написать господину кассиру записку.

Управляющий нахмурил лоб и брови, сел к столу и написал.

– Смотрите только, насчет моих слов о Матильде Николаевне Лавру Петровичу ни слова… – погрозил он и подал Стукину записку.

– Будьте покойны, Иван Алексеевич. Это я только пошутил. Благодарю вас, Иван Алексеевич…

Стукин поклонился и вышел из кабинета. Управляющий посмотрел ему вслед, покачал головой и проговорил:

– Или он дурак набитый, или самая тонкая бестия… Ох уж эти мне директорские крестники! Беда с ними.

Стукин звонился у дверей квартиры Матильды Николаевны. Как и всегда, за дверями залаяли собачонки. Горничная отворила дверь и смешалась.

– Матильды Николаевны дома нет, – проговорила она.

– Дома нет? Как же, душечка, мне швейцар сейчас сказал, что она дома, – недоумевал Стукин. – Вы, верно, меня не узнали? Я Стукин, жених Матильды Николаевны. Для других, может быть, ее и дома нет, а для меня она дома. Не узнали меня?

– Нет, узнала-с… А только дома нет… Ни для кого дома нет.

– Странно… А как же я вот слышу голос самой Матильды Николаевны?

Из комнаты действительно доносился голос хозяйки.

– Слышите… Вот их голос… – сказал Стукин.

– Это не их голос-с.

– Как не их? Их. Может быть, душечка, у них гость сидит, так Матильда Николаевна ничего… Они и при гостях меня принимают. Я не Лавр Петрович Хрустальников. Им меня стесняться нечего. Подите и доложите, что, мол, «господин Стукин пришли, желают вас видеть».

– Никакого у нас гостя нет.

– А чья же это шуба-то? Вот шуба на вешалке висит, – указал Стукин.

Горничная не знала, что делать. Двери в гостиную были притворены. За ними слышались шаги.

– Матильда Николаевна! Это вы? Можно мне к вам? – крикнул из прихожей Стукин.

Дверь приотворилась несколько. Показалась голова Матильды Николаевны.

– Ах, это вы? – послышался ее голос. – Ля думала… Послушайте… Ведь вам говорят же, что меня дома нет.

– Я, Матильда Николаевна, только на минуточку. Меня Лавр Петрович послали передать вам поклон.

– Да разве Лавр Петрович не на охоте? Ведь он на охоту уехал.

– Нет, не уехали-с. У них поясница разболелась. Можно мне к вам?

– Пожалуй, войдите, если вы ненадолго.

– Я ненадолго… Я вам не помешаю.

Стукин сбросил с себя шубенку на стул и вошел в гостиную. Матильда Николаевна встретила его, надувши губы.