Зашуршала одежда, зашептал шелк: «Беги-беги, не позволяй ему». Но я, глупая, продолжала стоять и смотреть себе под ноги. Меня мелко трясло, дыхание рвалось из горла будто я после пробежки, кровь кипела в висках, а сердца в груди бешено стучали и не давали нормально думать.

Принц приблизился, родное дыхание защекотало затылок. Легкий шорох одежды и незримый толчок холода в спину.

Неосознанно шагнула вперед, будто и вправду хотела убежать.

От себя. От своих изматывающих желаний и не до конца раскрытых чувств.

– Мрак… – прошелестел любимый голос, и крепкая рука, обжигая холодом, легла на плечо, притянула к себе. – Горячая…

Прикосновение потянулось вверх, легко потопало по шее, пальцы запутались в моих волосах. Я отчаянно злилась на себя, что не могу сопротивляться, что стремлюсь к нему, будто он мой воздух.

Но понимала, что принц пришел не за любовью. Ему другое нужно. А мне проявлять чувства нельзя. Пока Синарьен сам не вспомнит о нас, я должна притворяться.

Заковыристый обет придумал для меня его папочка. И пусть срок вышел, но откаты всегда происходят дольше. И всегда невероятно болезненны. Мы должны были продлить мои мучения еще на пять лет, на это рассчитывали Дэкус и ректор, но Синар сам сделал все иначе, не применил артефакт. Зато вмешались другие силы, более древние и могучие, чем король Криты. Силы моей родной земли, Ялмеза.

– Скажи, что я тебе нужна только для этого. Скажи, прошу тебя… Чтобы я могла ненавидеть тебя вечно.

Горло кольнуло. Под ребром скрутилась змея, зашевелилась, норовя меня опрокинуть. Нельзя так формулировать фразы, я хожу по краю бездны.

Хорошо, что Синарьен ничего не понял. И ничего не ответил. Только длинно выдохнул, охладив лопатки.

Его пальцы больно стянули пряди, в голове зазвенело. Порывисто опустив руку к горловине пеньюара, он медленно потащил его, скидывая с моего плеча, оголяя грудь и спину. Нагло, без спроса, словно я куртизанка, которая понимает, на что идет, должна молчать и подчиняться. Я понимаю, но согласиться с этим не могу. Все тело протестует.

И соглашается.

Я ухватила пальцами тонкую ткань, не позволяя ей рухнуть дальше, и снова прошептала:

– Зачем я тебе? Для пустых игрищ? Заведи любовницу или фаворитку. Давай развяжемся, отпусти, умоляю. – Все это говорила через силу, мне приходилось. – Ты же видел запись ритуала и знаешь, что это возможно. Дай хотя бы попробовать.

– Не в нашем случае, Любава. – Мерзлый голос прошелся по кончику уха. – Не в нашем мире.

Любава

Я повернулась к нему лицом, мне нужно видеть его лицо.

Синарьен выглядел очень плохо, бледный будто призрак, синюшные круги под глазами, впалые щёки, заострённые скулы и сжатые почти серые губы. Короткие снежные волосы были в беспорядке, словно принц не приводил себя в порядок много дней подряд.

Только радужки сияли чистейшим льдом. Казалось, что в глубине его глаз притаилась неукротимая вьюга.

Хотелось обнять его, приласкать, согреть, но я понимала, что не имею права раскрываться и выражать свою любовь. Всё это слишком опасно для нас. Одно дело, когда я одна отвечаю за нарушение обета, другое, когда из-за истинной связи могу утащить того, кого ценю больше жизни. Мерзлота, что отравила принца, не просто болезнь. Она раньше была моей, я чувствовала с самого начала. Это связано со мной, не до конца понимаю, как, но связано. Память я сегодня больше не пыталась восстановить, ведь Киран прав, могу легко выгореть, если продолжу, а мне нужны силы, чтобы сохранить сердце Синарьена.

– А что тогда в нашем случае? – нужно было что-то говорить, хотя каждое слово наносило глубокие раны моей душе. – Ты будешь пользоваться моим телом, а я вынуждена буду молчать? Просто потому что ты старший наследник, будущий владыка Криты, принц Синарьен, сыночек короля?