Но и чего бы я пожелал вместо неё, до сих пор не мог ответить даже наедине с самим собой.

Чем дальше я углублялся в рабочий городок, тем больше меня начинало что-то беспокоить. За мной не могли следить, покров непроницаем даже для других ультра. Я не мог ничего забыть… я вообще никогда и ничего не забывал. Но что-то не позволяло мне расслабиться ни на минуту.

Я понял, что именно, когда сорвал со столба световую рекламную клипсу. Она была дешёвой и с помехами транслировала голубо-белую голограмму:

На ней скромно одетая грустная девушка преображалась в удивительную красавицу в дорогих одеждах. Текстовый фон за ней гласил:

Измени свою жизнь и жизнь твоих сестёр и дочерей! Весь мир отныне открыт твоим глазам – мы поможем сделать в него первый шаг!

И ниже отдельной строчкой непрерывно скользила надпись с адресом и часами приёма всех желающих.

Я знал, что это. Я видел такое и раньше множество раз, даже в столице Аргемона Кемрийского. Это было то самое зло в жизни империи, с которым никто не собирался бороться, потому что злом оно казалось далеко не всем.

Весь оставшийся путь до мастерской, я занимался тем, что срывал эти проклятые клипсы со столбов и стен. Прекрасно понимая, что ничего не изменю этим, но желая хоть немного приглушить охватившее меня раздражение.

– Мора, Мора, Мора…

Я дёрнулась под рукой Джибы, не столько желая вырваться, сколько уворачиваясь от его мерзотного дыхания.

Джиба курил кручу, как и многие среди рубак. Для них это было чем-то вроде объединяющего хобби.

Круча не притупляла инстинкты и чувства, но заставляла дуреть по-своему. В частности, вызывала эйфорическое чувство собственного превосходства и непоколебимую уверенность в своей привлекательности. Что было очень смешно, если учесть, что от кручи жутко портились зубы и выпадали волосы.

Джиба вот, с нашей последней встречи совсем облысел, а сгнившие зубы сменил на вставные. Но сейчас, кажется, что и те начали гнить – так страшно смердело у него из пасти.

– Я ведь знал, что мы снова встретимся, красотка. Рада меня видеть?

Я посмотрела на него снизу вверх и задержала дыхание, пытаясь сохранить чувствительность своего обоняния.

С рубаками под кручей было лучше не конфликтовать. Но, кажется, я уже говорила, что в стрессовых ситуациях испытывала некоторые проблемы с инстинктом самосохранения…

– Рада тебе в последний раз была твоя мамаша, Джиба! Когда ты, наконец, свалил из-под её юбки!

Джиба улыбнулся мне. Широко растянул толстые губы в улыбке и обнажил мясистые дёсны с вкрученными в них пожелтевшими протезами. А потом отклонил свою здоровенную башку назад и со всей силы ударил меня лбом в нос.

Перед моими глазами всё потемнело и поплыло от адской боли. Заливая лицо и одежду, из носа хлынула кровь. Кажется, теперь она была везде. Я захлёбывалась в ней, меня тошнило от её металлического вкуса и запаха.

Судорожно всхлипывая, я сползла по стенке на пол. В мастерской раздался дружный мерзотный смех приятелей Джибы – Ирга и Гобза.

– Она нарывалась ещё с прошлого раза. – Пожал плечами Джиба.

– Всё пучком, Джибс! Мы с Гобзом видели, ты её и пальцем не тронул!

И снова отвратительный гогот наполнил пространство вокруг. А потом в ход пошли их биты…

Нет, эти уроды били не меня – они крушили мою мастерскую. Гобзу особенно пришёлся по вкусу двигатель на стропах в углу, с которым я почти закончила возиться. А Ирг ходил по помещению, выискивая исключительно стеклянные предметы и поверхности. Наверно этому придурку просто нравился звук, с которым они разлетались на мелкие кусочки.