И мне бы, наверно, следовало промолчать, но я никогда не любила навязчивую тишину.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

И опять ничего в ответ.

Словно ему на то не требовалось разрешение, мужчина подошёл ближе к мотоциклу и, стащив с руки чёрную перчатку из толстой кожи, провёл ладонью по старому вытертому сиденью.

У имперца были красивые руки. Длинные, сильные пальцы, узкая гармоничная ладонь. На снежно-белой коже ярко проступал выпуклый рисунок голубых вен.

Это были руки человека, знающего, что такое труд. У отца были такие же. Ими он мог как запросто срывать приварившиеся болты, так и восстанавливать тонкий рисунок эмали на маминых серёжках…

Но всё это не давало проклятому имперцу право трогать его вещи!

– Эй? Вы слышите меня? Это не магазин, вообще-то, а мастерская. Так что не лапайте тут чужое. Откуда вы знаете, что хозяин вещи не будет против?

Я вся подобралась, приготовившись к жёсткому ответу, но его вообще не последовало. Вместо этого имперец почти безразлично задал вопрос.

– Сколько хочешь за него?

Неожиданно низкий, хриплый голос, словно молотом по наковальне ударил по моему слуху своим звучанием. Я растерялась. Почему-то в моей голове к безликому образу этого воина должен был в комплекте идти голос повыше. Эдакий мелодичный тенор, а зазвучал баритон.

– Я… я же сказала, что здесь не магазин. Тут ничего не продаётся, а все вещи уже кому-то принадлежат. Говорите чего хотели, или уходите.

– Но я сказал чего хочу.

Широкая спина медленно развернулась, и я не без интереса впилась взглядом в лицо имперца.

– Так сколько стоит этот мотоцикл? Я хочу купить его. У тебя. – Добавил он с особым нажимом, словно знал, что он мой.

Или же мне это только показалось?

У этого мужчины было странное лицо. Очень. Я никогда таких раньше не видела. Тем более среди темноволосых, черноглазых имперцев! Белые волосы, но при этом тёмные брови, ресницы… И аметистовые, ярко-фиолетовые глаза. Точно в цвет к его нашивке. Его радужки, кажется, даже переливались также, в зависимости от угла падения света.

Внешностью он больше всего напомнил мне мраморную статую, а не человека. Такой же идеальный, однородно белый, если не считать ярких глаз и тёмных бровей. И такой же красивый, с этими своими до нереальности правильными чертами – прямой нос, правильные, объёмные губы, высокие скулы, мужественный, чётко очерченный профиль…

В моей голове к его внешности возник лишь один вопрос: разве настоящие люди бывают такими? Ведь в нём словно не было ни одного изъяна! Несмотря на свою чёрную форму, он почему-то показался мне сотканным из света. Словно одинокая звезда в абсолютно пустом космическом пространстве.

И это, наверно должно было притягивать… но пугало до дрожи. Где-то очень-очень глубоко в сознании, на уровне животных инстинктов вызывало отторжение. У меня от близости к нему по телу побежали мурашки. Словно у смышлёной овечки, единственной из всего стада распознавшей волка в овечьей шкуре.

Я шумно сглотнула подступивший к горлу ком. Слишком долго его разглядывала, нужно уже было что-то ответить, а у меня словно словарный запас за одно мгновение сузился до десятка слов, совсем неподходящих к месту.

– Он… он не продаётся. И сломан. К тому же. Да, без вариантов.

Имперец отвернулся, позволив мне, наконец, перевести дух, и ещё раз с интересом окинул взглядом мотоцикл отца.

– А если починю? – Задумчиво спросил он, вызвав у меня не то ядовитую усмешку, не то истерический припадок.

– Если почините – забирайте бесплатно! – Ляпнула я, не подумав, и тут же обмерла от своей расточительности. Но если уж строить из себя госпожу Храбрость, то до конца. – Вот только… ничего у вас из этого не получится. Даже отцу не удалось, а он, поверьте, и не такую рухлядь с того света возвращал. Руки у него были золотые. У моего отца то есть, да… Я не хочу сказать, что у вас руки как из… э-э… в общем, гиблое дело. Простите. – Зачем-то добавила я.