— Я? Доклад? Но я никогда не участвовала в «Что? Где? Когда?». И доклад по вашему предмету, вы уверены, что я справлюсь?

Синие глаза смотрят прямо на меня, не мигая.

— Как называется аналитическая работа Н. Гудмена и других исследователей об искусстве как языке культуры и о проблемах перевода этих языков?

— «Что такое философия?» — выдаю я, не задумываясь.

Всё дело в том — чтобы не опозориться перед Роман Романовичем, я старательно готовлюсь к его предмету. Вот только со сном я опростоволосилась, а так-то всё больше стараюсь. Читаю, учу, зубрю, если не понимаю.

— Вы приняты, Иванова, будем готовиться. А теперь бегите, а то Лариса Владимировна мне голову оторвет за то, что пары ей срываю.

Дальше он начинает что-то искать на столе и при этом улыбается. Весело ему стало при воспоминании об англичанке. А у меня зубы сводит от этой его улыбки. И я даже не знаю: расстраиваться мне или скакать на одной ноге от того, что он знает у кого именно моя пара. Потому что толком не понятно: то ли он знает, что у меня сейчас занятия у Барановой, то ли он следит за её расписанием. Ëлы-палы, ну что за каша у меня в голове? Я знаю, что он знает, но не знаю про кого знает... А-а-а, спасите-помогите!

— Меня зовут Наташа, — смело выпаливаю, ковыляя к выходу.

— Хорошо, Наталья, сколько у вас пар в среду? — спрашивает он, не глядя в мою сторону.

Вот терпеть не могу своё полное имя.

— Четыре, Роман Романович.

— Отлично, встретимся после четвертой пары здесь, на кафедре, начнем подготовку.

4. Глава 4. В погоне за идеальными бровями и бутерброд от Ивановой

— Эй, Евка, псс, — подзываю подругу, пододвигаясь по лавочке ближе к ней.

Подруга отчаянно качает пресс, подсунув ноги под деревянную перекладину.

— Чего? — бормочет подруга, кряхтя, подымается и снова опускается. — Халявошница ты, Наташка, я тут одна надрываюсь, а она на лавке попу греет.

В спортзале царят шорохи, вздохи и стоны. Лаврентий Геннадьевич, словно надзиратель концлагеря, скрестив руки за спиной, ходит между лежащими на полу студентами, проверяя правильность выполнения упражнений.

— Мне по ноге между прочим проехали.

— Если бы тебе проехали по ноге…

Ева приподымается, её лицо краснеет, а лоб покрывается капельками пота.

— Если бы тебе по ноге проехали, то там всё раздробило бы. А ты вон ходишь.

— Эй, спроси у Заболоцкого!? Он всё видел.

— У тебя Заболоцкий с языка не сходит.

— Не говори глупости, на ютьюбе уже даже ролик есть про то, как я ору.

— Ура, ты знаменита.

— Дамочки! Хватит разговаривать, работаем! — орёт Лаврентий в нашу сторону.

— Ладно, что хотела? Быстро давай, пока Геннадьевич не смотрит.

Немного неловко и даже стыдно. Сейчас она будет смеяться и говорить, что я делаю это ради профессора. Но,  во-первых, она не знает про моё спецзадание, а во-вторых, посмотрев на себя в зеркало, я поняла — если и ходить к нему после пар, то явно не в этих штанах. А Евка она модная, она разбирается.

— Мне маман на день рождения подарила деньги, ну и я поднакопила немного. Короче, я хочу чтобы мы…

— Шопинг? — Опирается на локти и вытягивает шею Евка. — Ураа!

— Три штрафных круга трусцой, Ева! — рявкает Лаврентий на весь зал, а я присаживаюсь поудобнее, чуть отодвигаясь.

Взглядом молю подругу о прощении, она встает и зло косится на меня.

Ходить много я естественно ещё не могу, но, во-первых, у Евки есть её собственный «Фольксваген-жук», родители на восемнадцатилетие подарили, а во-вторых, у неё куча знакомых в разных магазинчиках, салонах красоты и броу барах.

— Прежде всего, — с важным видом произносит подруга, щëлкая вешалками и просматривая ряд блузок и кофточек, — мы займёмся твоими бровями.