И я с ней вместе смеюсь. В эту самую минуту мне хорошо. Я - мама.

- Ты знаешь, а мне сегодня снилось, что к нам пришел папа, - торможу, движения поставлены на паузу. В комнате резко становится холодно, - он подошел ко мне и обнял.

Воспоминания тех дней черные и уродливые. Я была на дне. И мне казалось, что выхода нет. Душу жгло, а сердце перестало биться.

Пролистываю это перед глазами, хочется смахнуть и нажать кнопку “удалить”.

- А давай я тебя обниму? Хочешь? - голос подрагивает. Закусываю губу, терзаю ее, до крови царапаю зубами тонкую кожу.

- Мам? - шепчет мне ушко, - а папа правда никогда-никогда к нам не придет?

Так хочется ей сказать, что нет, это неправда. Он обязательно придет. Обнимет, как Аленка того желает. Все будет замечательно. Но вместо этого позорно мотаю головой. И смотрю в ореховые глаза, что покрываются прозрачной пленочкой - она плачет.

Обнимаю ее крепко, прижимаю. Дарю ту любовь, которую мне не хватало в детстве. Да что в детстве, мне и сейчас ее не хватает. Жутко, безумно, яростно.

- Если мы сейчас расплачемся, то глаза у нас будут красные. Нам нужно будет успокаиваться. А время идет… ты же хотела на карусели кататься? - стараюсь придать голосу бодрости. Хотя ее и в помине нет внутри.

- Еще чашечки.

- Чашечки?

- Ну да. Садишься в чашечку, а она кружится.

- А если затошнит? - убираю прядь-завлекалочку за маленькое ушко.

- Выйдешь, - уверенно так заявляет. Не поспоришь.

Улыбаюсь. Искренне. А Аленка смеется. Смех у нее такой звонкий. Хочется, чтобы она не прекращала смеяться. Так чувствую, что все будет хорошо. Он сил мне придает.

Мама стоит в коридоре и ждет, пока мы оденемся и выйдем.

Наши дома стоят по соседству. Жить в ее квартире я отказалась. Как только могла позволить себе снимать скромную однушку, сразу перебралась.

Такой глоток свободы почувствовала, стоило мне переступить порог этой квартиры. Я словно сбросила с себя невидимый, но тяжелый балласт. Легко стало, радостно.

- Когда ты в следующий раз убежишь на свои танцульки?

Молчу. Ответ обдумываю.

Иногда с Аленкой сидит моя соседка - Томка. Она танцует в другом клубе. И у нее есть сын. Пятилетний Артемка. Вот так и выручаем друг друга. То я с детьми останусь, то Томка.

Но иногда приходится просить о помощи маму. Как сегодня. От таких звонков с просьбой о помощи всегда воротит и знобит. Чувствую себя провинившейся школьницей. Ожидаю всегда шумных вздохов, ругани и обвинений. Тяжело.

- Пока не знаю, - про сегодняшнее провальное прослушивание молчу. Мама в штыки воспринимает, что ее дочь виляет задницей у шеста, с ее слов, что уж говорить про стриптиз, - позвоню, наверное.

Хочется уже попрощаться и разойтись в разные стороны. После наших встреч такой осадок на душе, что не терпится отмыться. Смыть с себя всю грязь, что понавешал родной, казалось бы, человек.

- Ну-ну. Позвонишь… как обычно за два часа до своих потанцулек. Сорвется у тебя там что-то, так сразу матери будет названивать: помоги, посиди… - голос строгий и грубый. Невольно вжимаю голову в плечи. Я снова комочек, что пнули грубо ногой. Отлетаю, ударяюсь, теряюсь.

Мы прощаемся у подъезда. Спешно и смазано.

- Мам, - Аленка дергает за руку, - ну идем уже, - молча киваю.

Машина припаркована недалеко. Усаживаю дочь, пристегиваю. Ехать до парка не более получаса. Аленка даже успевает немного подремать. проснулась видать рано, вот ее и сморило.

Моя слабость сейчас ощущается сильнее всего. Происходящее со мной - сон. Я брожу во сне. Цвета кажутся яркими, а речь - замедленной.

Пытаюсь справиться. Не хватало еще заснуть за рулем.