Молчу. Нахожусь сейчас на грани и состояние какое-то пограничное, опасное. Игнат перебирает прядь волос моего парика. И я рада, что это именно он, а не мои настоящие светлые волосы.

- А какие они у тебя вообще? Какого цвета? - он помнит, что на прослушивании я созналась: у меня парик.

Молчу. Прикусываю язык. Отвернулась от него. Главное, чтобы не расценил, как неуважение. И стараюсь унять дрожь в руках. С каждой проведенной рядом с ним секундой она усиливается. Такое внимание мне некомфортно.

- Танцевала? Для него?

Мы оба понимаем, кто такой он.

Перед глазами начинают крутиться воспоминания: его рубашка, бокал красного коктейля, деньги, много денег и как он бросил их на столик. Я сижу у него на коленях, чувствую его эрекцию, нахожусь в миллиметре от его кожи. Она горячая. И запах горечи, который я теперь чувствую на языке.

Стреляю ядовито на Игната. Взгляд исподлобья. Да и пусть он увидит в этом неуважение или провокацию! Мне просто больно. Сладко, а потом больно. Воспоминания все такие. До приторности приятно и до невозможности больно.

- А мне? Станцуешь?

Стук сердца дикий, на разрыв. И чувства… их словно нет. Все похоронено под обломками.

Резко поднимаюсь с места. Не прикрываюсь. Пусть смотрит. Но взглядом хочу его убить. Чтобы мучился сначала, а потом вгрызться ему в глотку и убить. Какая, оказывается, Нинель жестокая.

Игнат опускает взгляд на мою шею. Возможно, там еще виден жадный поцелуй Ольшанского. Тонкую кожу начинает печь. Он проходится по груди, и улыбка на его лице с каждой секундой становится шире. Она красивая, правда. Но не теплая.

- Почему ты пошла в стриптизерши? Ну правда? Ты же… смотришь сейчас на меня и просто готова убить, - догадливый ублюдок. - А здесь так нельзя, Нинель, - говорит чуть строже. Он ведь босс, так положено: контролировать нас - стриптизерш, - проверять, а еще просить танцевать ему. Интересно, он захочет сделать то же, что и Ольшанский? Посадить меня на колени, трогать?

- Тебя это не касается, - грубо отвечаю.

- Касается, Нинель, - его улыбка сходит. Теперь чувствую угрозу. - Если к тебе клиент подойдет, и его так будешь сверлить и уничтожать? Представляешь, что произойдет?

- Что?

- Дуру из себя не корчи, - злится. Снова злится. - Вылетишь отсюда. А если тебе нужны деньги, то как миленькая будешь играть и удовольствие, и радость, и счастье. Ловить кайф от того, что тебя касаются, пусть тебе это и не нравится. Танцевать, раздеваться, брать за это деньги.

Я чувствую, как меня потряхивает от гнева. Горючего такого, жидкого. Льется по всем венам и артериям и никак не может вылиться наружу. И мучаюсь от этого только я.

- Приват хочешь? Хорошо. Идем.

Мои шаги жесткие. Внутри зреет бешенство, злость и обида. Их так много, и они такие сильные. Невозможно разобрать, что из этого всего важное. Важное ли это вообще?

Хватаюсь за ручку двери. Игнат так и остался стоять, прислонившись к столику. Только взгляд направлен в мою сторону. Я чувствую, как он жжет мою спину.

Останавливаюсь. Зачем-то. Перевожу дыхание и стараюсь унять бешеное сердцебиение, вызванное той смесью чувств внутри меня.

- Нинель, - растягивает он мое имя. Снова мягко. Прикрываю глаза. Боже, как я хочу, чтобы это все прекратилось, - иди в зал.

- Передумал на меня смотреть в приват-комнате?

- Нет, - грустно ухмыляется и уже не смотрит на меня, не жжет своими теплыми глазами. - просто… возвращайся в зал…

Открываю дверь и переступаю через порог. Безумно хочу остаться в этой комнатке. Даже один на один с Игнатом. Я вдруг отчетливо поняла, что он не причинит мне зла и не сделает того, чего бы мне не хотелось. Оливку в рот силой пихать не будет и нахер не пошлет.