Я улыбаюсь. Как мало иногда человеку нужно для счастья. Чтоб дети не болели, чтобы солнышко светило, чтобы герань упала на машину врага.

Прости меня, боже. Мысленно каюсь в очередной раз, еще даже не нагрешив.

Постепенно офис оживает, наполняется людьми. Все шумно болтают, наливают себе утренний кофе, радуются пятнице. Один Арсений хмуро вглядывается в компьютер, хотя до начала рабочего дня есть еще пять минут расслабухи.

Потирает шею крупной ладонью, щурится.

Может, порекомендовать ему моего офтальмолога?

— Как вчера все закончилось с котом? – интересуется Ксю, садясь за рабочий стол и перекрывая обзор на Шереметьева.

— Благополучно. Сытый и относительно здоровый передан в руки сестре.

— Сытый? – Ксюха расширяет глаза и переводит взгляд на аквариум.

— Да не трогал он больше рыбок, — цокаю я.

За головой Ксюши вырастает силуэт Арсения. Он идет к окну. Нет-нет-нет, он же сейчас все испортит!

— Не закрывай! – ору я, вскакивая с места.

— Проветрилось достаточно, — резко бросает он и берется за горшок, который подпирает окно.

План на грани провала.

— Что ты за человек такой, Арсений! – возмущаюсь я. Кажется, чересчур визгливо. – Окно открывается только у тебя!

— Еще пять минут и мне задует шею, — выдавливает сквозь зубы.

Я хватаю сверток, что заранее приготовила, и кидаю его в Шереметьева.

— Лови!

К его чести, реакция у Арсения что надо. Он успевает обернуться и поймать собственный свитер. К моей чести – постиранный с кондиционером «альпийская свежесть».

К несчастью – его, конечно, не моему – горшок он из рук выпускает, а следом и сбрасывает его бедром из окна.

Все происходит за долю секунды: глухой звук удара, звонкая сигнализация автомобиля, тихое, но злое в своем отчаянии «твою мать».

Ладно. Все вышло даже лучше, чем я предполагала. Или хуже.

— Прости! – вырывается из меня жалкое.

Да, глупейшее желание извиниться, когда сама же диверсию и совершила. Но чувство вины оно такое – непроизвольное. И непрошенное.

— О, Господи! – я бросаюсь к окну, чтобы высунуться в него вместе с кипящим от злости Арсением. – Мамочки, — пищу, рассматривая ущерб.

Хотя так сразу и не понять его размер. Лететь цветку было не высоко, но тяжесть герани сыграло свою роль – горшок в щепки, весь капот засыпан землей.

Я крепко поджимаю губы и медленно – и виновато – поворачиваюсь к Арсению. Он выглядит не очень. Мягко говоря. Челюсть сжата до опасных углов, ноздри раздуваются, втягивая воздух словно перед гневным взрывом. Я вся сжимаюсь.

— Прости, — еще раз тихо-тихо каюсь я.

Ужасная из меня преступница. Просто отвратительная. Отходчивая и совестливая. Это все влияние Юпитера и ко мне затесавшегося со своими морально-нравственными ориентирами.

— Сам виноват, — цедит Арсений. Разворачивается, гневно кидает сверток со свитером на свой стул и широким шагом направляется на выход.

В офисе повисает тишина, разрезаемая лишь моим громким сердцебиением. Это что же, он меня выбрасывать следом за горшком из окна не собирается?

Повезло.

На ватных ногах я отступаю к своему рабочему месту, испытывая такие внутренние колебания, что кажется, меня штормит.

— Вот это был тачдаун, — бросает мрачно Денис. Эта его спортивная терминология мне ни о чем не говорит, но подозреваю, что то – камень в мой огород.

И мне становится хуже. Хотя куда уж, казалось бы, хуже…

— Ты не виновата, — утешает сердобольная Ксюша. Чем только копает мою яму из чувства вины глубже. Вообще-то все ровно наоборот, виновата только я. Ну что за недоделанная рецидивистка?

Что ж, вот и настало время замаливать грехи волонтерством.