Меня словно лишили рук – ничего не мог делать. Однажды во время атаки мутантов на блокпост здоровенный мимикрим запрыгнул на стену, и я – старший лейтенант Журавлёв – чуть было не отправился вслед за погибшим солдатом. А мне было плевать. Хотелось сдохнуть.

Мишка подсуетился, и меня после этого случая перевели в штаб. Они с женой вообще тем летом много для меня сделали. А я смотрел на них – весёлых, счастливых. Хотелось спросить, как они умудряются любить друг друга и свою дочь здесь, в Надеждинске, где надежда никак не ощущается. Ведь тут Мишка чуть не потерял руку, а его ребёнок заработал рак. Тут! Зона тянулась через заборы и контрольно-следовые полосы в город, облизывала радиоактивными ветрами всех и каждого. А они жили, любили. Строили планы. Верещагин хотел уйти в отставку, поселиться где-нибудь в средней полосе или у моря, вылечить дочь. Денег на лечение у них не хватало, но врачи обнадёживали – началась ремиссия, времени на сбор средств ещё достаточно.

А я?.. Впервые в Зону ушел неожиданно даже для самого себя, ранним октябрьским утром. Знал, где перебраться через Рубеж незамеченным. Добрёл до неприметного блиндажа, в котором меня встретил проводник из Надеждинска – сталкер Поляк. Он продал мне оружие, провёл вглубь. Так исчез капитан Журавлёв и родился сталкер Жура. А почти через два года грянуло. Мутанты прорвались в Надеждинск через шестой, седьмой и восьмой блокпосты. По городу прокатилась кровавая резня, сотни мирных жителей погибли. Я перешел линию Рубежа на родном блокпосту – седьмой отметке и не узнал привычного места. Все, с кем я служил, были сожраны мутантами, не сумев остановить вал кровожадной нечисти. На стенах копоть, повсюду кровь.

Первым делом я направился к Верещагиным. Испытал невероятное облегчение, когда узнал, что все в Мишкином семействе живы. Он отчитал меня, обещал дать в морду, и не раз, отправить под трибунал за дезертирство.

А я хотел вернуться в Зону. За утешением пошел к единственному человеку, который понял бы меня, – к отставному инструктору, а ныне проводнику Поляку. В прежние времена Поляк, вышедший в отставку, избрал судьбу сталкера и поселился в Надеждинске с малолетней дочерью.

– Всякое про меня собирают, – говорил он мне, когда впервые вёл в Зону. – Придумали тут недавно, что я в КГБ белорусском был важным чином… Чушь, конечно, но звучит солидно. Немало людей просят их провести через Рубеж, доверяют бывшему комитетчику, а значит, денег Иринке на учёбу больше скоплю, она в институт хочет поступать.

Но Зона не отпустила ни Поляка, ни его дочь. Я шел к старому другу за пониманием, а попал на поминки. Во время прорыва погибла Иринка…

Долго сидели за столом, почти все время пили молча, а потом он выдал вдруг:

– Ты извини, но я пока в Зону не пойду. Не в состоянии… И ты подальше от нее держись.

От дома товарища я шел, словно перепил лишку. В голове бурлил сонм противоречий. Задался вопросами: «А что, если бы я не бросил службу и находился со всеми на блокпосту? Смог бы с ребятами предотвратить атаку или погиб вместе с ними?»

Утром направился в комендатуру к майору Сапунову. Ошалевший от такой наглости особист долго бранился, после чего сообщил, что принято решение набирать отряды для обороны Рубежа из числа сталкеров, а значит, для дезертира Журавлёва появилась работёнка. Уже через неделю в местном баре я встретился с Клапаном, обрисовал здоровяку ситуацию, и мы с ним начали собирать отряд. Группу, которой больше не существовало…

И после всего случившегося я должен верить пьянчугам, которые говорят, что их поломали судьба или Зона? Чёрта с два! Просидев в баре почти час, я так и не увидел ни одной дружеской физиономии. Для того, чтобы идти к болотам, мне нужен напарник. Кто-то надёжный, верный. Первым делом я направился именно в бар, где частенько появлялись сталкеры. Колю Демьяненко у барной стойки проигнорировал – нечего соваться со своими бедами к этому трусу, тем более, друзьями или хотя бы приятелями мы не были никогда. Еще не хотелось слушать его кислое и злое: «Я же говорил, что идти не надо…» А кроме него ни одного знакомого. Вот как назло…