Несколько секунд Моркоу внимательно изучал загадочный предмет. Затем принялся рьяно размахивать им над головой.

– Двенадцать часов! – заорал он. – И все спокооооо-о-йнааааа!

Эхо, отпрыгивая от стен, заметалось по улице, но было быстро подавлено жуткой плотной тишиной. Лишь в ночной дали разгавкались собаки. Заплакал ребенок.

– Ш-ш-ш-ш! – зашипел Шноббс.

– Но ведь все и вправду спокойно? – доверчиво уточнил Моркоу.

– Если ты не уймешься, все очень быстро изменится! Дай сюда этот чертов колокольчик.

– Я не понимаю! – воскликнул Моркоу. – Слушай, у меня с собой эта книга, которую мне дал господин Лосняга, и…

Порывшись в карманах, он продемонстрировал капралу «Законы и Пастановления».

Шноббс лишь пожал плечами.

– Никогда ни о чем подобном не слышал, – заявил он. – А теперь умолкни. Ни к чему поднимать такой шум. А то привлечешь сюда всяких разных. Давай быстрей за мной.

Схватив Моркоу за руку, он быстро потащил его по улице.

– Каких разных? – воскликнул Моркоу, сопротивляясь решительному натиску Шноббса.

– Плохих парней, – пробормотал тот сквозь зубы.

– Но мы же стражники!

– В самую точку! И нам ни к чему связываться со всякой швалью! Вспомни, что случилось с Гаскином!

– Но я не помню, что случилось с Гаскином, – растерянно признался Моркоу. – Кто такой Гаскин?

– А, это было еще до тебя, – промычал Шноббс. Он немного подуспокоился. – Бедолага. Но такое может случиться с каждым из нас. – Он оторвал взгляд от мостовой и уставился на Моркоу. – Все, хватит, ясно? Ты действуешь мне на нервы. Ночные погони, этого еще не хватало!

Он решительно зашагал прочь по улице. Обычно Шноббс передвигался несколько бочком, и сочетание решительной ходьбы с движением бочком создало любопытный эффект, как будто по мостовой прыгает краб.

– Но, но, – не унимался Моркоу, – в книжке сказано…

– Знать не знаю никаких книжек, – прорычал Шноббс.

Вид у Моркоу стал совершенно удрученный.

– Но есть Закон и… – попробовал робко возразить он.

Его слова – повезло, что не жизнь, – прервал огромный топор, со свистом вылетевший из-за ближайшей двери. Пугающего вида лезвие, вращаясь, рассекло воздух, врезалось в противоположную стену и отскочило. До слуха стражников донеслись звуки расщепляемого дерева и бьющегося стекла.

– Эй, Шноббс! – загорелся Моркоу. – Да тут драка!

Шноббс быстро заглянул в дверь.

– Ясное дело, – тоном знатока отозвался он. – Это же гномий бар. Причем из самых худших. Не лезь туда, парень. Эти недорослики нечестно дерутся – подставят подножку, а потом потрошат тебе нутро. Ты Шноббса держись, уж он-то…

Он схватил Моркоу за стволообразную руку. Это было все равно как попытаться взять на буксир статую Свободы.

Моркоу побледнел как мел.

– Гномы пьянствуют! И дерутся! – Он не верил своим ушам.

– За милую душу, – подтвердил Шноббс. – И говорят такие слова, которые я не рискну произнести даже при моей дорогой матушке. С ними компанию лучше не водить, это свора ядовитых… Ты куда?!

Никто не знает, почему у себя дома, в горах, гномы ведут тихую, упорядоченную жизнь, но, попадая в большой город, начисто о ней забывают. Что-то находит даже на самого что ни на есть невинного, словно выкованного из чистой железной руды шахтера. Переехав в город и немедленно поменяв имя на что-нибудь вроде Загорлохвать Пинайног, гном ходит все время в боевой кольчуге, носит не менее боевой топор и каждый вечер напивается до мрачного бесчувствия.

Вероятно, это происходит именно потому, что у себя дома гномы ведут такую тихую, упорядоченную жизнь. Таким образом, первое, что хочет сделать внезапно очутившийся в большом городе юный гном, лет этак семьдесят вкалывавший на папашу в глубокой сырой шахте, это хорошенько набраться и набить кому-нибудь морду.