Наконец, приехали. Не так я представлял себе отдых в деревне. Совсем не так. Бревенчатая изба, вросшая почти по самые окна в землю, небольшой огородик с чахлой растительностью, склизкая ото мха деревянная лодка у мостков в десяти метрах от крыльца и вездесущие вороны на покосившихся кольях ограды из жердей. В щелястом сарае блеяла коза, и несколько тощих кур в компании облезлого петуха бродили по двору, отыскивая что-то в чахлой траве. И всё это охвачено полукругом тёмного мрачного хвойного леса, словно теснящего усадьбу к реке. Тётка завела кобылу под навес, распрягла и, забрав из телеги мою спортивную сумку, повела меня в дом. Пройдя через небольшие сени с каким-то сельскохозяйственным инвентарём и вещами, развешенными по стенам, я вошёл в единственную комнату и огляделся.

Под потолком и на стенах сушились пучки каких-то трав, от чего в доме стоял стойкий и сильный запах разнотравья. В самом центре, занимая добрую часть помещения, возвышалась закопченная печь, у которой находился большой деревянный сундук, окованный жестью. У окна справа стоял стол, вдоль которого тянулись обычные лавки. На нём, на жестяном подносе, сверкал никелированным боком самовар, накрытая полотенчиком, стопка щербатых чашек, молочник и сахарница.

Прямо, напротив печи, притулился к бревенчатой стене старинный буфет с посудой, небольшой кухонный столик, на табуретке одиноко скучал эмалированный таз, и рядом – жестяной умывальник, а за печкой, наполовину скрытая ситцевой занавеской, стояла железная панцирная кровать с никелированными шарами на спинках, накрытая пёстрым лоскутным одеялом, со стопкой подушек поверху. Тётка Марья поставила мою сумку возле этой кровати и развела руками.

– Вот, тут ты и будешь спать, – объявила она мне.

– А вы? – удивился я.

– А я на печи. Мне, старой, там, даже, лучше. Кости греть буду.

– Не знаю, – я обвёл глазами помещение, и ещё раз сильно пожалел, что сюда приехал.

– Ну и ладно. Я, сейчас, приготовлю что-нибудь поесть. А ты, пока, пойди, во дворе погуляй. Только, к реке не ходи. Вечером неспокойно тут.

Было бы, ещё, где гулять! Вокруг лес, рядом река. И это называется деревня? Хутор какой-то, если я в хуторах, хоть, чего-то смыслю. А как понять, что тут неспокойно? Хулиганы в такой глуши, вряд ли, водятся. Зверьё, что ли? Я присел на бревно, лежащее вдоль забора, и достал из кармана сотку. Ну, да. Как я и думал, интернета тут нет и в помине. И, не только интернета. Сеть отсутствовала, вообще. И, чем заняться?

Перехватив свою палочку поудобнее, принялся, воображая, что это рыцарский меч, косить ею растущую у дома крапиву. Крапива сопротивления не оказала, и это занятие быстро надоело. Попытался попасть комком сухой земли по вороне, но не попал, и ворона, укоризненно каркнув, полетела в сторону леса. Вспомнилось, что у берега была лодка. Правда, тётка наказывала не соваться близко к реке, но, я, же не полезу в воду! Мало ли какие омуты в этой глухомани?

Я вышел за ограду и, опираясь на палочку, спустился по тропинке к реке. В лодке, на деревянной скамье, сгорбившись, сидел старик. Древний, весь какой-то замшелый, с косматой неряшливой бородой и драном треухе на лохматой голове, он, не отрываясь, смотрел на ленивое течение, плавно колыхающее широкие разлапистые листья кувшинок и, кажется, разговаривал сам с собой. Рядом стояла корзинка, доверху наполненная яркими, словно только с картинки, красными, в белых точках, мухоморами.

– Дедушка! – окликнул его я. – А, ты, чего тут?

– Я-то? – повернул голову старик. – Да, вот, сижу тут, отдыхаю.