Затем, подобно миражу в бесплодной пустыне, появился единственный вид нефрита, в котором я разбираюсь, – если вольно трактовать Шекспира. В виде блондинки, высокой, с изгибами тела, которые вряд ли могли оставить равнодушным хоть одного изготовителя нефритовых статуэток. Ее белокурые с земляничным оттенком волосы были гладко зачесаны и собраны в высокий пучок, начинающийся от основания ее шеи. У блондинки было на удивление высокомерное лицо, пухленькая нижняя губа, которая презрительно кривилась, и неприкрытый цинизм в темно-серых глазах. Она была в коротком черном платье из шелкового крепа с глубоким вырезом, отделанным черным кружевом, и таким же кружевом был замысловато обшит подол. Вырез открывал впечатляющий вид на глубокую ложбинку между выступающих грудей, и я подумал, что если и она начнет нести чушь насчет Чжоу и династии Тан, то я сотворю что-нибудь дикое, например вылью содержимое своего бокала в вырез ее платья.

– Привет, – произнесла она звучным, но скучающим голосом. – Я Юдит Монтгомери, а заодно и секретарь Общества. Вы, очевидно, новичок?

– Дэнни Бойд, – представился я, поворачивая голову чуть вбок, чтобы она получила возможность полюбоваться моим левым профилем. – Мой друг назначил мне здесь встречу, но где-то задержался. Я его не вижу.

– Может, я смогу помочь вам найти его?

– Джонатан Кук.

– Нет, его здесь нет, – уверенно заявила она.

– Кроме того, я предполагал, что встречу здесь еще одну свою знакомую, но и ее не вижу, – мрачно добавил я. – Ее зовут Лака Тонь.

Блондинка нахмурилась.

– Лака Тонь? Не думаю, что я ее знаю.

– Что ж, – сказал я уныло, – похоже, мне не повезло с обоими.

– Не сомневаюсь, что один из ваших друзей скоро появится, мистер Бойд, – заявила она привычно вежливым тоном, поскольку находилась при исполнении служебных обязанностей. – Не хотите побеседовать с нашим почетным гостем, Виатом Торпом?

– Я всегда считал, что ритуальное предохранение – это то, что подростки делают на свидании, – ответил я. – Ненавижу разочаровываться. В моем-то возрасте!

– Вы не поклонник китайского искусства?

Я вскользь осмотрел восхитительные изгибы ее тела, выгодно обтянутые черным шелковым крепом, потом с сожалением покачал головой:

– Только не того, о котором вы говорите, мисс Монтгомери.

Ее нижняя губа выгнулась еще на долю дюйма.

– Однако в ваших глазах блеск, мистер Бойд. Это в вашем-то возрасте!

– Вам никогда не казалось, мисс Монтгомери, что ваша жизнь течет по неверному руслу? – вежливо поинтересовался я. – Глупо слоняться среди этих нефритовых статуэток, когда вы могли бы бегать от меня босиком по Центральному парку.

Она чувственно облизнула кончиком языка верхнюю губу.

– Давно я не встречала такого искреннего примитива, – заметила она скорее себе, чем мне. – Сочетание грубой мужской силы с замечательным профилем. У вас на полу лежит тигровая шкура, мистер Бойд?

– Ради вас возьму ее напрокат, – пообещал я.

– По крайней мере, вы не подкатываетесь к девушкам втихую, – с издевкой заметила она. – Действуете безо всяких этих лживых интеллектуальных подходов вроде того, что «вам следует полюбоваться на мои средневековые гобелены!». – Ее серые глаза какое-то время изучали мое лицо. – Однако ожидать от вас интеллектуального подхода, конечно, столь же смешно, как верить, будто кролик может говорить на двух языках.

– Хотелось бы узнать, – заинтересовался я с энтузиазмом, – что появилось раньше: вы или этот вырез на платье? Может, вы родились в этом платье, как, бывает, другие в рубашке?

– Вы находите подобный предмет разговора занимательным? – осведомилась она ледяным тоном.