Ей закрыли рот, отчего слова потонули в неразборчивом мычании.
Мужской голос холодно полоснул:
- Тише, тише, криками не помочь. Прошу вас, пройдите в палатку и не заражайте остальных. Пожалейте других!
Мне показалось, что мои опасения сбываются. Вот уже первая жертва молила убить источник заразы и я прохрипела:
- Не трогайте его, - потянулась рукой к пологу. Еще и еще, но предательская веревка не дала дотронуться и показать свое лицо и велеть им не трогать Азамата.
Артур должен его защитить! Должен! Он обязан. Не знаю, почему я настолько в нем уверена. Просто, в противном случае, я не знала в кого еще можно поверить.
***
В этом напряженном состоянии неведения я прожила три дня, а сведений не появлялось. Воинский лагерь продолжил жить по-новому. В нем остались те, которые свободно передвигались между палатками. Очевидно, что без поваров лагерь и без болезни бы умер. Кто-то приносил еду и воду или относил ночные горшки. Еды и воды было гораздо меньше, чем в обычные дни. Но даже эта порция не помещалась во мне. Едва брала ложку в рот и пыталась проглотить, то у меня начинался рвотный рефлекс, и я с трудом сдерживала позыв, насильно проглатывая еду. От этих крох естественно не испытывала никакой нужды и ни какой мешающей менструации у меня не появилось. Никаких забот, тишь да гладь. Тишина, еда, тепло. Не думала, что буду ненавидеть эти вещи. Каждый день начинался с тишины и заканчивался ею же. В этот период внутреннего опустошения я слышала только свое хрипящее дыхание и ногти, скребущие по полу палатки.
Самым жестоким в моей жизни оказалось оставаться в неведении относительно судьбы сына.
Ко мне дважды приходила знахарка и осматривала, но кроме осипшего горла больше ничего не обнаружила. К сожалению, я была чиста от хвори. Едва женщина приходила, как я хватала ее старческую руку и молила рассказать подробнее об Азамате. Она лишь скупо отвечала, мягко вынимая свою руку из моей хватки:
- Повелитель сам за ним присматривает, а мною всего лишь были переданы необходимые мази и травы для… для облегчения его состояния…
Уже на третий день народ начал испытывать зверский голод и тогда я впервые расслышала роптание соседей. Судя по звону тарелки, мужчина в сердцах швырнул ее слуге, который принес еду:
- Этим даже ребенок не наестся! Вы нас специально голодом морите, чтобы побыстрее сдохли!?
Наверное, мужчина сразу пожалел о сказанном и сделанном, потому что тут же замолчал и успокоился.
Это было только началом паники.
Не только страх хвори, но худыми руками к нам постучался зверский голод. В связи с тем, что продовольствие строго ограничено, приходилось серьезно экономить, ибо кто знал, сколько предстояло прожить в таком состоянии без возможности купить еду или воду.
Я же целыми сутками, не считая приходов знахарки, лежала на полу и смотрела на луч солнца, мелькавший в щели палатки. Ни на что не реагировала и ни о чем не думала. Все настолько пусто внутри, что даже мыслей нет. Были лишь бесконечные минуты ожидания новостей.
Дьявол не появлялся, а это навевало на мысль, что Азамата уже нет, а мне об этом не спешили рассказывать. Спала я ужасно, урывками понемногу, поскольку каждый раз погружаясь в забытье, я видела страшные сны о сыне.
На четвертый день тишины я наконец-то вновь услышала человеческий голос, позвавший меня с той стороны палатки:
- Лилия...
Это показалось настолько неожиданными, что сама себе не поверила. Встрепенулась. Присела и осмотрелась по сторона, не веря слуху. Возможно ли на фоне голода проявление слуховых галлюцинаций? Пошатываясь на четвереньках, подползла поближе к пологу палатки, откуда пробивался единственный луч красного солнца. Веревка, натянувшись до упора, чиркнула болезненными стежками по запястьям и мне пришлось остановиться, после чего я припала на колени, а лицом и ладонями легла на пол. Просто слишком устала и голова закружилась.