Двадцати пяти лет. Ровесница Ромы. И именно столько его Дане... Как-то всё странно это. Очень странно.

– На теле нет следов от пластических операций? – интересуюсь я.

– Нет, – качает головой Саша. – Ни следов, ни прочих шрамов. Татуировок и родимых пятен – и тех нет. Оттого и описать ментам девушку трудно было – никаких опознавательных примет. "Неизвестная в белом платье".

– Ясно, – киваю я. – Сейчас она там же, в больнице?

– Полтора месяца назад девушку перевели в специализированную лечебницу... Я съездил туда, и, по сути, это учреждение не муниципальная психиатрическая больница на окраине города. Находится под патронатом неравнодушного мецената, чей отец болен синдромом Корсокова, это разновидность амнезии, при которой человек не может запоминать текущие события при частичном сохранении памяти на прошлое… 

Я хмурюсь от ненужной информации и спрашиваю:

– Что ещё о девушке можешь сказать?

– Красивая, – улыбается Саша, но буквально через секунду его лицо вновь становится сосредоточенным, он опускает голову, листает планшет и говорит: – Начитанная, явно образованная. Знает несколько языков: английский, французский, немецкий и... Азербайджанский, – я в удивлении приподнимаю брови, и мне тут же поясняют: – В лечебнице этой младшим персоналом работает девушка из ближнего зарубежья, однажды ей плохо стало и начала она кричать на родном языке, никто ничего не понял, а вот ваша неизвестная тут же перевела, что сказала азербайджанка... Ещё она разбирается в лекарствах, диагнозах. Вполне возможно, что у девушки есть медицинское образование.

 Я отстукиваю пальцами дробь. Думаю. Точнее, додумываю то, на что почти решился.

– Она вообще ничего не помнит? – уточняю я.

– О своей жизни – нет. Мне удалось побеседовать с главврачом, и он мне признался, что они какое-то время считали – девушка притворяется. Старо и нынче популярно – сбежала от любовника или мужа-тирана и просто прячется... Но... Следов насилия не обнаружено. Психически тоже не больна, однако многие среди медперсонала говорят, что она немного странная.

– Чем?

– Может ни с того ни с сего в себя уйти, задуматься, а потом выдать такое... Одна медсестра мне рассказала, подходит как-то она к другой медсестре и говорит: не садись сегодня за руль, та отмахнулась, поязвила и вечером на своей машине домой поехала. И в аварию попала... Ещё случай, после того как сюжет про неизвестную, потерявшую память, показали, приехала девушку женщина опознавать, думая, что она ее пропавшая дочь. Не она. В расстроенных чувствах женщина уходила, а девушка такая шепотом при медсестре: живой она дочь не найдет... Меня это зацепило, узнал я про ту женщину... Она нашла дочь через три дня. Мертвой. – С каждым словом Саши я хмурюсь все больше и больше. Не нравится мне все это, но... Людям свойственно все преувеличивать. И приукрашивать. "Она у меня такая чувствительная", – вспоминаю неожиданно слова брата. – В полицейской базе данных ее нет: не привлекалась. Я перерыл весь интернет, подключил старые связи... В общем, ее никто не ищет. Такое ощущение, что она взялась из ниоткуда... 

 Из ниоткуда... А я вот готов сейчас поверить – она взялась прямиком из головы брата! Никак иначе.

 Я открываю ящик стола. В нем лежат два конверта, я достаю один и протягиваю Саше:

– Это за проделанную работу, – Саша берет конверт, пододвигает к себе. Прощупывает пальцами, но внутрь не заглядывает. А я невольно смотрю на портрет в рамке, стоящий на столе. Я, Ромка и отец... Что бы сделал он сейчас? За день до смерти отец попросил меня: если я вдруг в чем-то сомневаюсь, представить его на моем месте. Это я и делаю. И ответ приходит мгновенно. В эту секунду.