– Если ты дежуришь завтра, то почему тебя сейчас вызвали? Где сегодняшний дежурный? Что у вас за бардак?

Дотошные мужчины – издевательство природы.

– Потому что я предпочитаю сама осматривать места преступлений, жертв с которых мне на стол доставят. Так картина яснее.

То, что завтра планирую проводить вскрытие Генрихова, вообще не озвучиваю. В дни дежурств в составе опергрупп мы освобождаемся от работы в секционном зале. Но мне, естественно, никто не помешает перерабатывать.

Признаться, я томлюсь в предвкушении. Насколько должен быть нестандартный случай, если пернатый хищник лично почтил меня вниманием?!

Звонко цокнув языком, Ник выражает свое отношение к моему энтузиазму. Но, к счастью, больше меня не задерживает.

Вызов оказывается вполне банальным. Вернее, заурядный он только по моей части: двое мужчин, алкоголь, поножовщина. А вот у следователя глаза едва из орбит не выкатываются, когда душегуб заявляет, что порезал своего знакомого из-за кошки, которую убитый якобы украл у него много лет назад.

– Какая, к черту, кошка? – доносится до меня рявканье следака.

– Серая, – следует плохо различимый ответ.

– Да тут не кошка, тут «белка»…

Уже не удивляюсь, это далеко не первый случай в моей практике, когда месть годами вынашивали. И нет, настоявшись, она далеко не всегда становится хладнокровной и изощренной. На протяжении многих лет свои обиды лелеют и смакуют перспективы предстоящего мщения, зачастую слабые и нерешительные люди, не способные ответить неприятелю здесь и сейчас. Терпят, прокручивают в мыслях возможные варианты, как могли бы поквитаться, а в какой-то момент слетают с катушек от собственной никчемности. Последствия могут быть ужасающими.

В надежде, что Ник не дождется, я специально задерживаюсь на месте преступления чуть дольше. И не ошибаюсь.

Сообщение от него приходит минут через сорок. Извиняясь, он предупреждает, что вынужден уехать по рабочим вопросам.

Вот и славно! Будет у меня время выдохнуть и подумать, хочу ли я настолько сближаться, чтобы лицезреть по утрам чужую мятую рожу. Ежедневно.

На следующий день мне везет. До девяти утра не поступает ни единого вызова, и я, обзаведясь поддержкой двух санитаров, отправляюсь знакомиться поближе с покойным Генриховым.

Предположения мелькают разные, жду не дождусь, когда смогу развенчать их или подтвердить.

– Как же ты, бедолага, перешел дорогу козодою щипанному? – задаю вопрос покойному, не ожидая получить ответа.

Неожиданно из-за моей спины доносится недовольное покашливание.

Будь я более робкой, непременно бы посчитала, что подобные звуки не к добру.

Обернувшись, замираю с ножом в руках.

Да ладно? Козодой собственной персоной?!

Вложив ладони в карманы брюк, Олег стоит в паре метров и сверлит меня недовольным взглядом.

Понял, что я его страшненькой птицей кличу? Обидно, наверное.

Сочувствую. Но, как говорится, не от всего сердца.

– А прихвостни где? – уточняю, демонстративно встаю на носочки и за спину заглядываю ему.

Рискую немного, Ястребов крупнее раза в два. Зато нож здесь только у меня, и обращаюсь я с ним филигранно.

– Кто?

– Приспешники. Те бравые ребята, которые вчера Вас, Олег Викторович, очень храбро от меня защищали. На собеседовании, – глядя на то, как его холеную (и, к моему огорчению – привлекательную) физиономию перекашивает, усмехаюсь невольно.

– Мелкая, ты вообще, что ли, без тормозов? – делает шаг в мою сторону.

Ладно. Шутки шутками, но он меня реально достал. Отвлекает.

– Покиньте помещение. Посторонним здесь нельзя находиться.

Его губы трогает ленивая улыбка.