– Тебе помешает мысль о Нате Пинкертоне, который следит за тобой, и страх перед электрическим стулом, которого тебе не миновать, если ты приведешь в исполнение свое намерение.

– Черт возьми!..

Больше рыжий ничего не сказал. Он принялся шагать взад и вперед по комнате, и Роберт заметил, что он боится великого сыщика Ната Пинкертона и что слова его произвели на негодяя желаемое действие.

Наконец Нед Краузе остановился перед Робертом и засмеялся хриплым, сдавленным смехом:

– Ты прав, голубчик мой. Я и не думаю лишать тебя жизни. Не хочу я марать свои руки кровью такой собаки-шпиона. Сиди себе здесь! Старый Леви скоро вернется, он и сделает за меня эту грязную работу. Он во всех видит своих врагов, а человека, проникнувшего в его святая святых, он, кажется, готов будет растерзать собственными руками. Теперь я с своей стороны, предложу тебе пари: хочешь, поспорим на двадцать долларов, что этот старый хрыч зарежет тебя, когда вернется и найдет тебя здесь.

– Ладно, идет, – сухо ответил Роберт.

– По рукам, значит. А теперь погоди, голубчик! Надо привести тебя в надлежащий вид, чтобы он сразу догадался, что ты вор.

С этими словами великан подошел к маленькой железной печке, стоявшей в углу комнаты. Открыв одной рукой заслонку, он просунул другую в самое отверстие трубы и достал оттуда горсть сажи, которой вымазал все лицо сыщика, так что тот сделался похожим на негра. Точно так же он вымазал ему и руки. После этого он написал еще какую-то записку, которую прикрепил к груди пленника.

Все это Роберт должен был терпеть. Он делал отчаянные попытки освободиться от опутывавших его веревок, но узлы, затянутые богатырской силой Неда, не поддавались, и веревки только еще больнее врезались в тело. Роберт ни одним пальцем не мог шевельнуть, и перетянутые члены, казалось, начинали постепенно неметь.

– Ну вот, мой друг! – со злорадством продолжал Нед, окончив свою работу. – Теперь Канцер ни за что не поверит, что ты пришел ему помогать. Вот обрадуется, когда увидит тебя уже приготовленным к закланию. Он должен поблагодарить меня. Только попроси его не слишком издеваться над тобой, а то у этого старого хрена бывают поползновения мучить тех, кто добиваются его денег. Он уже сказал мне как-то, что с наслаждением замучил бы меня до смерти, если бы я попал в его руки.

Роберт ничего не ответил. Бешеная злоба охватила его, в особенности когда он заметил, что рыжий негодяй преспокойно сунул в карман два его револьвера и электрический карманный фонарик.

Нед Краузе больше ничего не сказал. Он еще раз принялся обыскивать все помещение в надежде найти спрятанные сокровища старика, но, перерыв все, ничего не нашел и в конце концов выругался и оставил свои безуспешные попытки.

Он направился к двери и, еще раз оглянувшись на Роберта, провожавшего его взглядом, полным бешеной злобы, насмешливо произнес:

– Прощай, приятной смерти!

Дверь с шумом захлопнулась за ним.

Роберт Руланд остался один.

– Вот тебе и раз, – пробормотал он. – Нечего сказать, завидное положение. Проклятая история. Этот негодяй, конечно, совершенно прав: старик со своими безумными идеями, разумеется, не поверит ни одному моему слову и с холодной улыбкой преспокойно отправит меня на тот свет. Черт возьми, этакой подлой смертью я все-таки не хотел бы помереть. Но погоди, Нед Краузе! Если мне удастся выбраться отсюда, я отплачу тебе за твою проделку.

К несчастью, в эту минуту пошел сильнейший дождь.

– Боже праведный, меловые следы, – пробормотал Роберт с какой-то покорностью судьбе. – Все смоет к черту, и ни босс, ни Мориссон не найдут меня. Да вдобавок и босса-то нет в Нью-Йорке.