Кроме того, он срезал несколько длинных и толстых жердей, чтобы создать на входе в своё убежище некоторое подобие заграждения от непрошеных гостей.

За этими заботами почти стемнело, а местная дежурная луна ещё не взошла. Тем не менее, Богдан продолжал таскать материал для костра. Когда он сбрасывал последнюю охапку веток вниз, из леса, чуть правее места, где он трудился, раздался протяжный трубный звук, напоминавший некий синтез рёва быка и завывания волка. Правда, судя по тембру, волк этот должен был быть, как минимум, под стать быку по размерам.

Богдан выхватил лучемёт, присел на краю обрыва и замер, всматриваясь в чёрную полосу зарослей, проступавших в сумерках, подсвечиваемых только узенькой лентой заката над океаном.

Рёв повторился, несколько в иной тональности и чуть дальше в глубине леса. Богдан тихо выругался, передёрнул плечами и стал осторожно спускаться по крутой тропе к своему убежищу.

За время, проведённое на островах, он пока не встретил хищников и подсознательно успокоился. Даже история профессора Витта заставила его напрячься только на первых порах – в последующие дни никаких следов львов или иных опасных зверей не попалось, и это расслабило, втайне давая надежду, что не придётся решать ещё и эту проблему. Однако дикая жизнь напомнила, что следует всегда оставаться начеку.

Не выпуская их рук оружие, Богдан поспешно перегородил вход в пещеру жердями и развёл костёр. Только после этого он немного поел и устроился на расстеленной шкуре чуть в стороне от огня.

Тем временем над океаном взошла луна, и однообразие черноты за перекрещенными жердями и отблесками костра разбавилось бликами лунного света на лёгких волнах.

Богдан таращился в ночь, прислушивался к звуками, иногда доносившимся со стороны леса. Зловещего воя больше не повторялось, и мало-помалу парень задремал. Однако, несмотря на усталость последних дней, сон его оставался чуток, поскольку спустя какое-то время Богдан, словно от некоего внутреннего толчка, открыл глаза.

Первую секунду он не мог сказать, что же его разбудило. За переплетением жердей, прикрывавших вход, стало чуть светлее: луна поднялась выше, но было по-прежнему тихо, если не считать плеска воды.

Богдан подкинул веток в костёр и хотел уже снова опуститься на насиженное место, как вдруг ясноуслышал шорох песка. Он прижался к скале и перевёл регулятор мощности оружия на пробивающее-прожигающий режим, такой же, какой он испытал на трёхкопеечной монетке. Затем взял лучемёт обеими руками – хотя оружие не имело отдачи при выстреле, но такая поза помогала унять возникшую дрожь в руках.

Шорох по песку приближался – по характеру звука могло показаться, будто по пляжу двигается нечто крупное и, шаркая, выдёргивает из песка толстые ходули.

Богдан почувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Все предшествующие дни своей «одиссеи» он считал, что, в принципе, готов встретить опасности. Однако пока не случилось ни одной по-настоящему опасной встречи с чем-либо невиданным. Упоминавшиеся в записях профессора Витта морские змеи и большие акулы ни разу не попадались в поле зрения и даже «тривиальных» львов Богдану не повстречалось.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал Богдан, сжимая шероховатую на ощупь рукоятку лучемёта. – С чего ты взял, что это не какой-то драный кабан вышел ночью прогуляться?…

Тень вступила в полосу трепетного отблеска костра, выделяясь на фоне подсвеченной луной воды, и остановилась, словно присматриваясь. Из-за неверного света и загораживающих проём жердей рассмотреть существо было непросто, но, тем не менее, Богдан обомлел. Он надеялся увидеть нечто, пусть и опасное, но сравнительно привычное, однако перед ним красовался монстр.