Вправо местность заметно понижалась, и вскоре Богдан оказался там, где обрыв переходил в пологий спуск, выводящий на каменистый пляж. Шагать по крупной гальке среди скалистых обломков было не слишком удобно, однако выбора не оставалось, и он двинулся вдоль кромки слабого прибоя. Вполне возможно, что в ветреную погоду здесь разбиваются огромные волны, но сейчас, при тихом ветерке, ласковая вода лишь лениво шевелила мелкую гальку у берега.

Богдан всполоснул липкие от апельсинового сока руки и попробовал воду на вкус. Как и чувствовалось по запаху, она оказалась солёной. В дали в море виднелись какие-то острова. Судя по расстоянию, в этом направлении до ближайшей суши было гораздо дальше.

На берегу среди камней кое-где можно было заметить пучки водорослей и ракушки, выбрасываемые морем. Среди скал гнездились птицы, напоминавшие чаек. Они с криками носились над водой, выхватывали из волн что-то съедобное и уносились к берегу.

Богдан подобрал ракушку и осмотрел её содержимое – между створок прилепился крупный моллюск. Впрочем, парень ещё не настолько оголодал, чтобы поглощать моллюсков сырыми, хотя раковина пахла не сказать, чтобы неприятно – морем, солью, йодом и немного сырым яйцом.

Примерно через час ходьбы по гальке и виляния между отдельными высившимися на пути скалами Богдан дошёл до места, где обрывистая часть берега совсем сошла на нет. Каменистые россыпи стали перемежаться с наплывами песка, а вскоре почти исчезли, а их место заняла полоса невысоких дюн. Лес отступил дальше, и теперь впереди, насколько хватало глаз, расстилались великолепные пляжи.

В этом месте Богдан обратил внимание на бесформенную скалу, скорее даже большой камень, высовывавшийся из песка, словно одинокий уродливый зуб. Что-то показалось ему знакомым, а, возможно, подсознание уже начало отдельно от сознания просчитывать все варианты спасения и методов выживания. Кое-какие знания в горно-рудном деле у него ещё остались, и, приглядевшись, Богдан узнал кремний, самый настоящий кремний, который люди каменного века использовали для изготовления наконечников стрел, копий и каменных топоров.

Необходимо было постараться повторить опыт предков и наколоть куски кремния. Богдан вернулся к каменистым россыпям, отобрал несколько камней, которые, по его мнению, могли сгодиться для начала работы, и вернулся к кремниевой скале.

Богдан не имел навыков пещерного человека и занятие оказалось не из лёгких. Можно было постараться срезать кусок кремния для последующего раскалывания на пластины с помощью лучемёта или полевого ножа, но Богдан справедливо полагал, что, отрезая кусок кремния, он истратит значительный заряд батарей.

После нескольких безуспешных попыток, ушибив пальцы, он всё-таки решился на компромисс: ножом немного подрезал выступ камня нужного размера, который после и отколол, уже орудуя булыжниками.

Ему повезло, и при отбивании большого куска откололось несколько небольших, один из которых почти идеально годился на наконечник копья. В лесу Богдан надрал лыка и лоз ползучих растений после чего закрепил наконечник в расщеплённом конце древка. Вряд ли копьё было также хорошо, как оружие сделанное настоящим умельцем каменного века, но для человека века двадцатого вышло совсем неплохо. Метнув копьё в песчаную дюну, Богдан убедился, что и летит оно вполне сносно, и двинулся дальше. Большой кусок кремния он положил в карман, чтобы продолжить работу с ним позже.

Солнце висело почти в зените и сильно припекало, а идти по песку было ничуть не легче, чем по гальке.