«Спи…»
Сухой шепот, похожий на шорох опавших листьев, гонимых легким ветерком…
И Церера уснула.
X
LYCH WAY (девонск.)
Дорога к кладбищу; «последний путь»
Проснувшись, Церера увидела, что кто-то раздвинул кресло, переведя ее полулежачее положение, пока она спала, и накрыл одеялом. Она подошла к окну. Занимался рассвет, и слышалось пение птиц. Несмотря на усилия неизвестного благодетеля устроить ее поудобней, все тело затекло и одеревенело. Церера уже подумывала о том, чтобы поискать утешения в собственной постели, хотя бы ненадолго, но воспоминание о плюще убедило ее, что будет спокойней оставаться на прежнем месте. Однако она понимала, что лишь откладывает неизбежное и что в конце концов ей придется вернуться домой и найти способ разобраться с этой обнаглевшей зеленью.
В рюкзачке у нее лежала пара свежих футболок, смена нижнего белья и маленькая косметичка. Это было то, что после несчастья с Фебой она усвоила одним из первых: вернуться домой после дежурства у постели больного выходит далеко не всегда, а любой стресс лишь усугубляется необходимостью носить одну и ту же одежду два или три дня подряд или выпрашивать у кого-нибудь зубную щетку.
«Да при чем тут одежда и зубные щетки?»
Она опустила взгляд на Фебу. На руках у ее дочери темнели свежие синяки от очередных капельниц, а на лбу прорезались крошечные скорбные морщинки, которые Церера вроде раньше не замечала.
«Какое все это имеет значение?»
Она вышла из комнаты и, полусонная, направилась в свой номер, где разделась и забралась в душевую кабину. У нее подкосились ноги, поэтому Церера присела на край поддона и уткнулась лбом в сложенные руки.
Бьющая по телу вода быстро смыла с нее всякое представление о себе.
Возможности человеческого тела и разума далеко не безграничны – они больше, чем мы можем себе представить или ожидать, но зачастую их все-таки не хватает. Мы способны продолжать начатое одним лишь усилием воли, без еды, без отдыха, без поддержки, но только до определенного предела. И в конечном счете вынуждены в какой-то момент с содроганием остановиться, и наши несчастные измученные тела и души будут искать возможности отдохнуть.
Так что Церера так и горбилась на краю душевой кабинки с открытыми, но невидящими глазами, и вода била по ней так долго, что в конце концов стала причинять боль. Она кое-как дотянулась до крана, чтобы выключить ее, после чего завернулась в полотенце, выползла из ванной комнаты и легла прямо на пол спальни. Дверь в номер была закрыта, и никто не пришел проведать ее – наверняка предположив, что она решила как следует отдохнуть после ночи, проведенной в кресле.
Только когда вода на теле остыла, заставив ее поежиться, Церера наконец кое-как вытерлась. Потом машинально оделась, надев те же вещи, которые носила уже и день, и ночь, не обращая внимания на свежую одежду в сумке. Закончив, натянула туфли, открыла дверь номера и направилась к выходу из «Фонарного дома». Со стороны сестринского поста смутно доносились едва различимые голоса, в которых звучали тревога и озабоченность, но в этом не было ничего необычного, и она не стала задумываться, что там происходит, равно как и не обращала внимания на свои мокрые волосы и боль в спине, плечах и ногах. Она была одновременно и Церерой, и какой-то совершенно отдельной сущностью – созданием, лишенным всех функций, кроме наиболее жизненно важных, сознание которого отступило в какой-то укромный безопасный уголок где-то глубоко внутри. Хватало и того, что она могла одну за другой переставлять ноги и была способна двигаться дальше, хотя не взялась бы сказать, что побудило ее так поступить.