Он поцеловал ее, забыв о жевательной резинке во рту, почувствовал, как она отвечает ему. Удивительно, как руки и язык сохранили память о ее теле. Ощущения были в точности те же, что и тогда. Тот же запах, то же дыхание, касавшееся его лица, когда они занимались любовью. Ее звуки, ее мощь. Ее суть осталась неизменной. Исчезли силиконовые груди, но это он воспринял с облегчением. Они его всегда смущали. Словно бы между ними двумя закрадывался кто-то посторонний.

Болью отзывалиcь пустые годы. Раны зажили, но шрамы на душе остались.

В постели она никогда не притворялась – так она говорила, и он ей верил. Но его немного смущало осознание того, кто она. Ее происхождение, ее воинское звание придавали ей новые грани, которые он не мог игнорировать.

Строго говоря, он совершенно не знает, кто она, на что способна. А ему хотелось лишь одного – чтобы все стало, как раньше.

Викинг ненавидел похороны. Не знал, что делать со своим горем. При виде гроба перед алтарем у него сдавило грудь, возникло чувство, что он падает, летит в пропасть, пытаясь за что-то зацепиться в безвоздушном пространстве, издавая беззвучный крик.

До сих пор ему никогда не приходилось самому кого-либо хоронить. Похоронами папы и других родственников занималась мама, а Хелену не нашли, так что похорон не было. Но на этот раз ему этого не избежать. Ему, и никому другому, придется позаботиться о том, чтобы проводить маму Карин в последний путь. Маркус настоял, что будет помогать ему в подготовке, от чего вышло еще хуже.

Похоронное бюро, в которое они обратились, рекламировало себя как маленькое бюро с большим сердцем, чуткое и гибкое. Викинг и Маркус встретились на улице перед их офисом.

– Бабушка точно знала, чего хочет, – сказал Маркус, неуклюже обняв его в знак приветствия. – Тебе надо только отдать им бумаги из ее заветной шкатулки.

Несколькими годами ранее, перед операцией по установке кардиостимулятора, Карин навела порядок в своем имуществе, отсортировав ненужные вещи. Все важные бумаги она собрала в коробку, которая стояла на верхней полке шкафа в бывшей комнате Викинга в родительском доме. Там лежал и подробный план самой церемонии.

Викинг сделал глубокий вдох. Боже милостивый, только передать бумаги. Хватит психовать.

Церемониймейстер, приятная и безупречно одетая женщина лет сорока, высказала свое восхищение, получив инструкции Карин, – образцовый случай, когда все прописано. Церковь, цветы, псалмы, надгробие, поминки – все вопросы они быстро решили, определили дату похорон, осталось только решить, как хоронить.

– Она хотела, чтобы ее кремировали, – сказал Викинг женщине-церемониймейстеру, – так что нам надо выбрать урну.

Маркус уставился на него с удивлением.

– Кремировали? Но почему?

Викинг посмотрел в окно. Снаружи собирался дождь.

– Она так хотела. Я не знаю, почему. И просила не предавать ее земле.

– Ты о чем? – еще больше удивился Маркус. – Ясное дело, ее надо предать земле. Она будет лежать рядом с дедушкой, на камне уже сделана надпись.

У Викинга голова пошла кругом, ему пришлось присесть рядом с выбранным дубовым гробом.

– Я не знаю, почему она так хотела, – ответил он. – Она ничего об этом не рассказывала.

Тут очень кстати пришлась чуткость, обозначенная в рекламе бюро.

– Нет нужды решать это прямо сейчас, – сказала приятная женщина. – Спешки нет. Давайте позаботимся о том, чтобы достойно проводить Карин в последний путь.

Викинг закрыл лицо руками.

Он сказал чистую правду – он действительно не знал, с чем было связано решение мамы, почему она не желала покоиться рядом с мужем, что бы там ни было написано на надгробье.