– Хорошо. – Филип отвернулся от окна и посмотрел на Уолерана. Сдвинув брови, архидиакон уставился на огонь и о чем-то напряженно думал. Но Филипу не дано было угадать, что происходило в этой умной голове. – Еду прямо сейчас.

Уолеран вышел из задумчивости и снова превратился в радушного хозяина. Он улыбнулся, проводил Филипа до двери и спустился с ним во двор.

Мальчик-конюх вывел лошадку Филипа. Самое время Уолерану было попрощаться и вернуться к огню, но он ждал, словно желая убедиться, что его гость поехал по дороге в Кингсбридж, но не в Ширинг.

Взобравшись на лошадь, Филип почувствовал себя гораздо счастливее, чем когда приехал. И тут он увидел, как в ворота вошел Том Строитель, а за ним и вся его семья. Филип повернулся к архидиакону:

– Этот человек – строитель, которого я встретил по пути сюда. Похоже, он честный малый, но попал в трудное положение. Если у тебя есть для него работа, ты не пожалеешь.

Уолеран молчал, напряженно глядя на идущую через двор семью. Выдержка и спокойствие покинули его. Рот широко раскрылся, в глазах застыл страх. Похоже, он переживал сильное потрясение.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Филип.

– Эта женщина! – прошептал Уолеран.

Филип проследил за его взглядом.

– Она весьма хороша, – сказал он, впервые обратив внимание на ее красоту. – Но нас учили, что слуги Божьи не должны поддаваться искушениям плоти. Так что отвороти глаза, архидиакон.

Но Уолеран его не слушал.

– Я думал, она умерла, – бормотал он. Вдруг вспомнив о госте, он оторвал взгляд от женщины и посмотрел на Филипа, словно желая сосредоточиться. – Поклонись от меня приору Кингсбриджа, – сказал он, шлепнул по крупу лошадь, на которой сидел Филип, та, рванув, рысью вылетела в ворота, и прежде чем седок успел натянуть поводья, он был уже слишком далеко, чтобы говорить слова прощания.

Как и говорил архидиакон Уолеран, к полудню следующего дня Филип уже подъезжал к Кингсбриджу. Выехав из леса, покрывавшего склон холма, он оглядел безжизненные замерзшие поля, на которых то здесь то там виднелись скелеты одиноких деревьев. Вокруг ни души. А за студеным пространством, в двух милях отсюда, надгробьем высилось гигантское здание Кингсбриджского собора.

Дорога пошла вниз, и Кингсбридж на время исчез из виду. Смирная лошадка Филипа осторожно ступала вдоль скованной льдом колеи. Его мысли занимал Уолеран. Архидиакон был столь сдержан, самоуверен и всезнающ, что в его присутствии Филип чувствовал себя наивным юнцом, хотя разница в возрасте между ними была невелика. Без всяких усилий Уолеран направлял весь ход их встречи: он изящно отделался от своих гостей, внимательно выслушал Филипа, сразу сообразил, что главной проблемой является отсутствие доказательств, догадался, что расспросами ничего не добьется, и быстренько выпроводил его, не взяв на себя – теперь Филип это ясно понял – обязательств что-либо предпринять.

Осознав, как мастерски им манипулировали, Филип печально усмехнулся. Уолеран даже не пообещал ему посвятить в эту тайну епископа. Однако Филип не сомневался, что честолюбие архидиакона заставит его как-либо использовать полученные сведения. Он даже предположил, что Уолеран, возможно, чувствует себя до некоторой степени обязанным ему.

Находясь под впечатлением, произведенным на него архидиаконом, он все больше недоумевал о причине той минутной слабости, какую выказал Уолеран при виде жены Тома Строителя. Ведь и Филипу показалось, что от нее исходит опасность. Очевидно, архидиакон находил ее соблазнительной, что в конечном итоге то же самое. Но было здесь и что-то еще. Он явно уже встречал ее прежде; об этом свидетельствовали его слова: «Я думал, она умерла». Это наводило на мысль, что в далеком прошлом он с ней согрешил. Судя по тому, как он поспешил поскорее отделаться от Филипа, опасаясь, что тот узнает лишнее, легко догадаться, что на нем лежит какая-то вина.