Фицджеральды миновали огромные арки западного фасада. Внутри казалось даже холоднее, чем снаружи. Как и всегда, длинный неф с его упорядоченными, будто прочерченными по линейке рядами колонн и арок заставил Ролло восхититься устройством мироздания, кое было воздвигнуто и управлялось логикой Божественной воли. В дальнем конце нефа тускло сверкало озаренное зимним солнцем большое витражное окно, цветное стекло которого изображало, как все закончится: Господь восседал на престоле, верша суд Последнего дня, злодеев подвергали мучениям в преисподней, а праведники вступали на небеса.

Семейство не успело дойти до своих мест прежде, чем началась служба. С расстояния они наблюдали за священнослужителями у алтаря. Фицджеральдов окружали прочие важные и влиятельные семьи города, включая Уиллардов и Кобли, а также местная знать, среди которой выделялись лорд Ширинг и его сын Барт и лорд и леди Брекнок.

Распев навевал уныние. Вековая традиция чарующего хорового пения в соборе Кингсбриджа оборвалась с закрытием аббатства, когда хор был распущен. Бывшие монахи затеяли собрать новый хор, однако былое очарование пропало. Им никак не удавалось воссоздать поистине фанатичную дисциплину и праведный пыл прежних хористов, что посвящали жизни истовому прославлению Господа посредством великолепной музыки.

Паства привычно ожидала наиболее значимых мгновений службы, в частности, освящения опресноков, и вежливо слушала проповедь епископа Джулиуса, но большую часть времени прихожане негромко переговаривались между собой.

Ролло с раздражением отметил, что Марджери улизнула от своих и о чем-то оживленно болтает с Недом Уиллардом; перья на ее шляпке раскачивались туда и сюда, вторя движениям головы. Нед тоже принарядился для мессы, надел свой синий французский плащ и явно млел рядом с сестрой Ролло. Эх, двинуть бы ему, чтобы знал, как себя вести…

Сам Ролло, почти в отместку, заговорил с Бартом Ширингом, сказал тому, что все рано или поздно закончится как надо. Еще они обсудили войну. Потеря Кале сказалась не только на торговле. Королева Мария и ее муж-чужестранец на глазах лишались былой поддержки. Ролло сомневался, что англичане примут нового государя-протестанта, но дела Марии Тюдор не приносили пользы и славы католической вере.

Ближе к концу службы к Ролло подступил Дэн, мясистый сынок Филберта Кобли. Ролло был уверен, что эти пуритане явились в собор исключительно по обязанности; им наверняка претили все эти статуи и картины, они бы с удовольствием морщили носы всякий раз, когда прихожан достигал запах ладана. Самого Ролло поистине бесило, что какие-то люди – невежественные, необразованные, тупые людишки – смеют притязать на собственное мнение касательно веры. Если это глупейшее поветрие распространится, мир падет, погрязнув в грехе. Нет, людям нужно указывать, как поступать, нужно их наставлять.

Вместе с Дэном пришел жилистый, словно просоленный морем и ветрами, мужчина по имени Джонас Бэкон; он был из тех моряков, кого частенько нанимали кингсбриджские купцы.

– У нас есть груз, и мы хотим его продать, – сказал Дэн. – Тебе интересно?

Арматоры вроде Кобли нередко продавали свои грузы заранее, порой распределяя партии по четвертям или осьмушкам, чтобы привлечь побольше покупателей. Таким образом они находили средства на оплату плавания и заодно делили риски, иначе им пришлось бы все брать на себя. Иногда те, кто вкладывал деньги, получали вдесятеро больше, чем вложили, но и могли потерять вложенное до последней монеты. Раньше, когда дела обстояли лучше, сэр Реджинальд не чурался такой практики и сколотил приличное состояние.