– Да как ты смеешь? Ты… – злобно прошипела Татьяна Петровна, совсем не ожидавшая такой реакции от девушки.

– Да, я! И мне совершенно наплевать на ваши причитания! Вы хотели этого, вот и получайте! Сколько можно меня доставать из-за вашего сына?! Он и не вспоминает обо мне, а вы, судя по вашему поведению, живете этим.

– Да что ты себе позволяешь, соплячка?! – заверещала женщина.

– Это вы позволяете! И если вы еще будете склонять мое имя унизительными словами или баснями, то я обращусь к участковому, или в суд за клевету и постоянные нападки с вашей стороны. Понятно?

– Да я… я… Как ты смеешь?! Да я ничего тебе не сделала! –оправдывалась женщина, нервно сжимая руки в кулаки.

– А я попрошу участкового, чтобы он уточнил у людей в селе! Пусть Борис Васильевич расспросит всех, как вы на меня наговариваете! Уж он-то узнает.

– Сдалась ты мне!

– Вот и отлично! А то уже на преследование походит ваша беготня за мной… Я вас предупредила, Татьяна Петровна. Всего доброго! – сказала Виктория и пошла на территорию садика.

– Доброго, доброго! Ишь ты… участковому… больно нужна она мне. Да пропади ты пропадом, и не вспомню, – бурчала женщина, направляясь в сторону магазинов.

На детской площадке садика гуляли дети, стояли воспитательница и мама Вити Петрова, явно слушавшие разговор у калитки.

Виктория подошла к женщинам и, вежливо поздоровавшись, направилась к брату. Когда они подошли к калитке, девушка услышала разговор:

– А верно! Молодец, Вика! Правильно, что поставила Таньку на место. А то совсем заела ее…

– Ой, ну что вы такое говорите?! Ваша Виктория та еще шалава! И правильно…

– Ты на себя посмотри! Воспитательница называется! Других обсуждает, а у самой тарифы на постель уже есть.

– Да что вы?! Мне нищие не нужны!

– Если так будет дальше продолжаться, то я тебе сама устрою такую жизнь, быстро у меня праведный образ жизни поведешь. А девчонка не виновата, что зависть у таких, как ты, играет.

– Я…

– А ты и пальца Викиного не стоишь, поэтому всем плевать на тебя, и никому ты не нужна. А на девку взъелись, потому что она заслужила свое счастье. Сколько ей, бедняжке, с детства перепало. И брата не оставила. Умница!

– Да боже мой, счастье, что ли, в этом? – возмутилась воспитательница.

– Ты, Елена Сергеевна, смотри у меня. Я баба такая… Пока у меня нареканий по работе твоей нет, но только запустишь детей и моего Витьку, сгрызу, и с работы вылетишь.

– Ну что вы, Ольга Петровна. Я только о детишках и думаю.

– Вот и молодец. Я предупредила. Прежде чем других судить, к себе приглядись, – выдала женщина и пошла к сыну.

***

Утром Виктория выгнала корову, что она делала очень рано, и пошла готовить завтрак брату. Тут услышала стук в дверь. Девушка открыла ее и чуть не налетела на Раису Никитичну.

– Вика, я к тебе. Специально пораньше корову отогнала в стадо, чтобы никто меня не увидел и моему мужу не сказал.

Раиса Никитична, жена директора столовой Олега Константиновича Сурикова, была боевой бабой, во всем хотела честности и справедливости, отчего часто ругалась с мужем. Женщина была в теле, видная, но грозная, в селе ее все уважали.

– Проходите, пожалуйста. Простите, на кухне беспорядок. Завтрак готовлю, да молоко сепарирую.

– Беспорядок у нее! Ты бы видела, что у нашей снохоньки на кухне творится, и не только с утра. Я ей в глаза говорю, что она свинья, и внука в сраче воспитывает, а она: лишь бы, абы, кабы и пойдет. Стабильно раз в неделю прихожу к ним и дом вымываю, а то негоже ребятенку в таком дерьме жить.

Виктория молчала, зная, что тетя Рая всегда все замечает и никогда не промолчит. А наперекор ей лучше не идти, женщина никогда лишнего не скажет понапрасну.